Человек идет в гору

«Анна!

Это письмо тебе принесут, когда я буду уже в пути. Я еду далеко, сама еще не знаю куда, но как только брошу якорь, — напишу непременно.

Я хочу тебе прямо и честно сказать, что я сделала это не из жалости к тебе, не из сострадания. К тому же я знаю, что для таких людей, как ты, жалость оскорбительна, как милостыня. Нет, сестренка, здесь причины более глубокие. Чтобы понять, тебе придется набраться терпения и прочитать письмо до конца.

Война застала меня в Луге, где я была на практике. Я помню огромную толпу женщин и детей, спасавшихся бегством. Я бежала вместе с ними по направлению к Ленинграду. Ленинград фашисты не возьмут, — мы знали, мы верили в это. И будто торопясь лишить нас этой веры, гитлеровские пикировщики обстреливали толпу, и многие падали замертво. Жалобные детские стоны и вопли женщин рвали сердце, и мне казалось, что если я и выживу, то все равно буду мертвой, как береза без листьев.

Мы шли много дней и ночей. Потом мы узнали, что вражеские танки отрезали нас далеко впереди и нет смысла дальше идти, потому что куда ни пойдешь, — везде гитлеровцы. Вся тоска, вся боль, все долгие, страшные, тяжелейшие дни и ночи моей жизни встали передо мной, и я решила любой ценой пробиться в Ленинград.

Я пошла дальше. Где только я не побывала, сколько деревень исходила! И в каждой избе одна беда…

Потом я пересекла линию фронта и едва живая добралась до наших. А через месяц я была уже на Волге.

Анна! Ты знаешь, как я люблю талантливых людей! Мне кажется, от них исходит какой-то внутренний, притягивающий свет.

Николай по-настоящему талантлив, я наблюдала за его работой и слышала об этом от многих. И одновременно прост, умен, добродушен.

Николай жил неуютной, непутевой жизнью холостяка. Его так и звали товарищи: «неорганизованный холостяк». Он мог по неделе не есть ничего горячего, забывал дома хлебную карточку и у него пропадал хлеб, носил засаленные рубашки.

Я принялась за упорядочение его жизни. Он был послушен, как школьник, и только когда я уж очень круто поступала с ним, он, улыбаясь, говорил:

— У тебя характер сестры, Тонечка!

Потом, пришло извещение о твоей гибели. Николай опустился, часами сидел в каком-то задумчивом оцепенении. Стоило много трудов поднять его, утешить, поддержать. Правда, в этом мне помогли заводские товарищи.

Однажды, помню, собрались у нас друзья.

Я пела «Не брани меня, родная!»

Николай встал и быстро вышел из комнаты. Через полчаса он вернулся, низко опустив голову. Веки у него были красные, опухшие.

«Плакал!» — подумала я и вспомнила, что это твоя любимая песня.

Анна! В день твоего приезда я поняла, что только сейчас к нему вернулись крылья, что все это время (без тебя) он жил только тобой, любил только тебя. Я поняла, что мне надо уехать.

Сестренка, не брани меня, что ушла, не простившись. Как умеешь, объясни Николаю: пусть не обижается на меня. Он умный, он все поймет.

Поцелуй за меня Глебушку. Желаю тебе счастья, сестренка!»