Человек идет в гору

Она прижала свою голову к крутой груди Степана. Ей запомнился частый и гулкий перестук его сердца. Он заглушил казавшийся теперь далеким и глухим голос Степана.

— Есть слово одно… простое такое, мужицкое… Но емкости огромной! Если бы кто хотел перевести его на другой язык, потребовались бы целые тома…

Лиза подняла голову. На темном, загорелом лице Степана светились серые с просинью глаза.

Он коротко вздохнул и твердо, как клятву, произнес:

— Выдюжим!

Лиза поняла Степана. Надо выдержать все испытания, выстоять на любом, самом жестоком ветру.

— Выдюжим! — повторила она с той же клятвенной силой.

Он улыбнулся и поцеловал ее в сухие горячие губы. Громко треснула ветка акации. Лиза испуганно обернулась и встретилась глазами с Виктором.

Он стоял сзади — бледный, с прилипшей ко лбу тонкой прядью волос, с угрюмо-тревожным, бегающим взглядом.

— Витька! — громко, с неожиданной веселостью крикнул Степан. — Иди сюда, погляди, какая благодать!

— Благодать, да нам не видать, — с досадой сказал Виктор. — Сегодня ночью… отправляемся.

— Ой, так скоро! — тихо простонала Лиза и, будто желая удержать, никуда не отпустить от себя, взяла обоих за руки. — Помните, еще совсем недавно собирались мы в институт?

— Институт наш корова языком слизала и другим заказала! — мрачно отозвался Виктор.

— Стихами говоришь, — покосился Степан, — да стихи у тебя какие-то невеселые…

— Виктор перебил меня, — продолжала Лиза. — Я хотела сказать… Вот у нас была мечта, а теперь война отнимает ее. Но нам ее нельзя отдавать. Мечту надо возить с собой. Ну, как аккумулятор. Да, да, как аккумулятор! — обрадовалась Лиза своей находке. — Чтоб она питала нас энергией.

— Есть, — шутливо щелкнул каблуками Степан, — взять мечту на вооружение!

— …и положить ее в вещевой мешок рядом с консервами и концентратом пшенной каши, — добавил Виктор.

Все трое рассмеялись, но боль предстоящей разлуки попрежнему давила грудь…

Той же ночью Степан и Виктор уехали на фронт.

Потом пошли дни, похожие на бредовые видения.

Воздух дрожал от взрывов бомб. Дым пожаров окутывал улицы. Учреждения грузили архивы, рабочие поднимали на платформы станки.

Лиза с матерью эвакуировалась вместе с заводом, где работал ее отец, умерший от воспаления легких пять лет назад.

Помогая выгружать станки в новом городе, куда они прибыли, Лиза с матерью, сами того не заметив, включились в жизнь заводского коллектива. Их занесли в списки на выдачу спецодежды и продуктовых карточек, посылали расставлять оборудование, мыть окна в клубе, приспособленном под общежитие. Две недели спустя они «юридически оформили» свое поступление на завод. От Степана писем не было.

Вскоре в тот же город эвакуировался Харьковский авиационный институт. «Мечта догнала меня, — подумала Лиза, но поступить учиться не отважилась. Матери одной прокормить семью было бы трудно.

Она поступила в институт через три года. Тогда-то она и увидала на выпускном вечера Ивана. Но этому предшествовала другая встреча…

* * *

В институтской читальне кто-то, подойдя сзади, грубовато взял Лизу за плечо. Она, негодуя, вскинула голову и вдруг, ошеломленная, вскрикнула:

— Виктор!

Схватив его руки и сжимая их с неожиданной силой, шопотом, страшась услышать недоброе, спросила:

— А… Степа?

Вспыхнувший взгляд Виктора мгновенно погас.

— Выйдем в коридор. Мы мешаем, — сказал он, помолчав.

Он стал спиной к окну, чтобы лучше видеть лицо Лизы.

— Ну, говори! — сказала она, чувствуя, как мелко-мелко дрожат и подгибаются колени.

— Хороша! — протянул он, открыто любуясь ее бледным красивым лицом. — И, между прочим, невнимательна к своим друзьям. Не спросила, где я бывал, как сюда попал…

Она поняла, что допустила бестактность, но она не умела лгать: ей нужно было в первую очередь узнать, что со Степаном. А Виктор говорил о себе.

— Мне не повезло, — вздохнул он. — На третий день боев меня тяжело ранило в обе ноги. Очнулся я в медсанбате. Надо мною колдовали два врача в густо окровавленных халатах. Панихидно выли мины. Потом я был в бреду. Много дней и ночей. Тем временем меня перевезли в эвакогоспиталь. Пришел в себя — кругом белым-бело, тихо. Только слышно, муха где-то вызванивает по стеклу — тонко и жалобно…

«Он остался прежним, — с досадой думала Лиза, — все о себе, только о себе!»

— Я вспомнил о нашей общей мечте. Разведал, куда переехал институт, и на костылях приковылял сюда.

— Давно? — спросила Лиза.

— В сорок первом.

— И как это мы не могли встретиться? — удивилась Лиза.

— Ничего удивительного. Я мало бываю на людях. Вожусь больше с книгами.

То ли Лиза была обозлена на Виктора за то, что он томил душу и ничего не говорил о Степане, то ли годы войны научили ее разбираться в людях, но она заметила в характере Виктора новые черты. Вместе с прежней самовлюбленностью в нем было теперь какое-то смятение и какая-то странная настороженность. Он избегал смотреть прямо в глаза, но иногда взглядывал коротким, наглым, как вызов, прищуром.

— Теперь, я надеюсь, ты расскажешь о Степане, — сказала Лиза, стараясь быть как можно спокойнее.