– Приезжай срочно, – сказал он сухо, трудно. – Мы подняли Параскеву.
– Поздравляю, – сказал я.
– Пока рано поздравлять, – ответил Читарь. – Тут, в общем… не всё слава богу. Она тебя требует.
– В каком смысле, – спросил я, – требует?
– А я сейчас тебе видео пришлю, – сказал Читарь. – Ждём тебя завтра. Поспеши, братик.
Видео оказалось длиной едва в полминуты.
Знакомый мне полутёмный гараж, бывшая автобаза на окраине Можайска, и железная дверь, защищающая вход в жилой отсек, теперь – закрытая. Дверь сотрясалась от тяжких ударов: кто-то, запертый внутри, мерно бил по двери с нечеловеческой силой. Навесной замок подпрыгивал, но держал.
И ещё – крик, полный ярости и муки, ультразвуковое стенание; на такое не способны ни звери, ни люди, ни истуканы.
Часть шестая
Пока возвращался с фабрики домой, в “башенки”, – попал под ливень, настоящий, майский, с отчаянным громом, но без ветра: не буря – очистительная процедура, промывание мира, удаление гнилых весенних грязей.
Вымок весь, вода текла по спине, заливала глаза.
Дома пришлось срочно раздеться донага и встать под вентилятор.
Дуняшка открыла дверь, увидела меня голым, издала стыдливое восклицание, исчезла.
По окнам хлестало прозрачным небесным весельем.
Надо будет вымыть окна, подумал я, весной все живые смертные моют окна. И надо собираться в путь. Поеду один, без дочери. Предчувствия самые скверные: что-то там у них случилось, что-то нехорошее; поеду один.
И надо купить сушилку для одежды. И Дуняшке заново объяснить, что вода вредит сухому дереву.
Переоделся, зашёл в её комнату; здесь уже была оборудована первоклассная девчоночья пещера, с картинками на стенах – портреты смело улыбающихся и густо накрашенных музыкальных див с распущенными волосами либо, наоборот, выбритых наголо, с костлявыми татуированными плечами, – и зеркало в рост, и синие шторы с золотыми хвостатыми русалками, и стол, заваленный бумажками, фломастерами, косметическими кисточками, пузырёчками лака для ногтей, белыми и чёрными шнурами для зарядки телефона, для сопряжения его с компьютером, а вот и сам компьютер, на эк- ране – мальчик, лохматый крутобёдрый певец, даёт ноту сильным фальцетом, если бы мне было одиннадцать, я бы тоже полюбил его, он даёт такой драйв, что не любить его нельзя.
Протянул дочери ключи от входной двери.
– Остаёшься одна, на хозяйстве. Я вернусь послезавтра.
– Ура, – сказала Дуняшка, мгновенно возбудившись, и приглушила музыку. – А можно я приведу подруг? Аню и Ксению? Устроим девичник!
– Можно, – разрешил я. – Но тогда обязательно предложи им угощение. Если приходит гость, его надо накормить и напоить. Так принято. Купи чаю, конфет. Деньги я тебе оставлю. Сами вместе пойдёте в магазин и купите, что хотите. Газировку, чипсы и прочее.
Дуняшка снисходительно улыбнулась.
– Папа, в нашей компании газировку никто не пьёт. Она вредная.
– Хорошо, что у тебя есть компания, – сказал я. – Но помни о правилах. Ты не такая, как все, но ты об этом молчишь.
– Папа, я всё помню.
– Чтоб человек запомнил, ему надо три раза повторить. Так устроена память.
– Это у людей, – сказала Дуняшка. – А мы-то лучше них. Я всё запоминаю с первого раза.
– Погоди, – сказал я. – С чего ты взяла, что мы – лучше людей?
– Папа, – ответила Дуняшка, – это элементарно. Мы с тобой – как “Суперсемейка”. Есть такое кино. Папа-супергерой, мама-супергерой и дети-супергерои.
– Да, – сказал я. – Мы такие и есть. Мы даже круче. Мы мега-сверх-супергерои. Потому что в кино всё выдумано, а мы – настоящие. Но мы не лучше людей. Мы абсолютно такие же.
– Мы вообще не герои, – заявила Дуняшка уверенно и печально. – Герои спасают мир, в любом фильме так. Появляется суперзлодей, и они его побеждают. А мы – ничего не делаем, никого не спасаем. Просто живём, и всё.
– Это ты ничего не делаешь, – сказал я. – А взрослые люди заняты, работают. И работы очень много, вовек не переделать. Поживёшь ещё немного, подучишься – всё поймёшь.
Дуняшка нахмурилась, она явно имела возражения.
– Да я уже всё поняла…
Но я перебил.