Человек из Оркестра

Алена оказалась дома с постоянно орущим своим сынком. И хоть ей было страшно за него постоянно, она не могла уснуть. Она все вслушивалась в дыхание и сопение сынишки, носилась с кухни в комнату, из комнаты в ванную, и так — весь день. Страхи привычные оставили ее, но появились новые, исключительно связанные с малышом, и это был не столько страх, сколько постоянное бдение.

Алена рассорилась со всеми домашними, ей казалось, что все они, сговорившись, делают все не так. Не так кормят, не так одевают, не так гуляют.

Ее привычная реакция, отключкой на любой испуг сном, превратилась в готовность оградить, предупредить, вовремя увидеть опасность. Бдения ее теперь не прекращались ни на минуту, и теперь Алена мечтала поспать чуток, но не получалось, от тревог за кроху.

Она пожаловалась врачу на постоянный недосып. Та объяснила ей, что это нормально — тревожиться и не спать. Алена рассказала ей о своей способности засыпать при сильном страхе. Та выслушала её и сказала:

— Теперь у вас другой страх. Не за себя. Поэтому и реакция другая — не спится.

Такое примитивное объяснение совсем не устроило Алену.

— И что же делать мне? — спросила она.

— Доверьтесь ребенку. Он сам даст знать о своих нуждах. И отдыхайте.

Алена ехала домой от врача. Ехала осторожно, медленно. Она всматривалась в проезжающие машины и ненавидела каждую из них. Потому что они урчали, рычали, издавали звуки, которые могли разбудить ее сокровище в голубой корзинке, накрепко закрепленной к сиденью.

Алене повсюду чувствовалась угроза. Она остановила машину на ближайшей стоянке и, закрыв машину, взяла сына из корзины на руки, пошла по бульвару. Она шла и думала о том, как хорошо, что человечество придумало бульвары, где были деревья и птицы на них. И не было никакой угрозы.

Когда она подошла к дому, встретила мужа, который выхватил у нее сверток с ребенком — да так резко, и заорал:

— Ты где была? Где машина? Что с телефоном?

Эхо дворика-колодца усилило его голос в разы.

Он что-то кричал, возмущенный, но Алена его не слышала. Она, как только у нее выхватили упакованного надежно ребенка — и выхватили так неожиданно и с ором — она сильно испугалась. И тут же отключилась. Уснула. Хорошо, что рядом была тутошняя скамейка, и старухи, которые вольно сидели на ней, успели подвинуться, давая место обморочной мамаше. Потом догадались уступить краешек скамьи еще и взволнованному мужу.

— Что это с ней? Скорую вызвать, — закудахтали бабуси.

— Нет. Она спит.

Бабули пожали плечами и пошли на другую лавочку.

— Ну и мамаши нонче пошли.

— На ходу спят.

И они остались очень недовольны Аленой.

А муж терпеливо устроил голову жены у себя на плече, прижал одеяльный конверт с сыном к себе и радовался за жену — наконец-то уснула. Он пока не понимал, почему так внезапно впала в сон Алена, но на всякий случай анализируя ситуацию и зная все о своей Алене, он на всякий случай решил на нее не кричать. И не спрашивать о машине так громко.

Алена пошевелилась вдруг, проснулась и, забрав сынишку в свои объятья, сказала обыкновенно:

— Машина на стоянке. И телефон там, — она сунула в руку мужа ключи.

И прижав сына к себе, пошла в дом, не оглядываясь.

Все, о чем она тревожилась, было рядом — и она старательно смотрела под ноги, чтобы не промахнуться со ступенькой.

И не испугаться опять.

Пье-де-пульная тетрадь,

9 ноября 2020

Чей француз?

Он шел сотканный весь из роскоши — роскошное загоревшее тело, упакованное в белые шорты и такую же футболку. Пшеничные и пушистые роскошные усы выхватили его из толпы туристов разноцветных и предъявили ее взгляду — крепкого, ладного, по-европейски свободного. Нинон даже приостановилась, побоявшись, что он пройдет мимо быстрым своим уверенным шагом, и она не успеет разглядеть ее, такую редкую мужскую красоту.

Он прошел мимо, конечно же, совсем не заметив Нинон, и остановился на переходе. Горел красный, и будет гореть целую минуту. Нинон пристроилась за широкой спиной мужчины, в его коротенькую и кривоватую тень, в бейсболке. Было жарко, и Нинон, попав в тень от этого мужчины, сразу почувствовала привлекательную прохладу. Нинон разглядывала его чуть сбоку, он был так рядом, что ей захотелось потрогать этот светло-пшеничный ус, расчесанный и тщательно уложенный этаким кокетливым завитком кверху.

Мужчина был прост и элегантен. Белые шорты на нем были умеренной длины, футболка слепила белизной.

«Интересно, откуда он?» — думалось лениво Нинон. — «Скорее всего, поляк или чех, а может прибалт. Нет, конечно же славянин. И поляк».

«Очень красив…», — еще раз восхитилась она.

Но зажегся зеленый, и он пошел степенно по зебре. Нинон — за ним. Она не могла бы объяснить, что такого притягательного нашла она в этом чужаке. Эта притягательность называлась свободой передвижения. Этот человек шел, поверх всех смотрел, будто видел что-то такое, недоступное толпе обывателей. Смотрел независимо и сквозь.

Нина прибавила шаг, вышла из тени мужчины и перешла улицу раньше его, чтобы развернуться к нему и рассмотреть поближе его лицо. И лучше бы она этого не делала.