Ночью в окно кто-то сильно постучал. И ничего в этом не виделось бы странного, но Ольга жила на последнем этаже, под самой крышей.
Но постучали ещё раз, и Ольга, чуть напуганная, подошла осторожно к окну и, спрятавшись за штору, пригляделась. Был ранний рассвет, и она увидела что-то большое, непонятной формы, болталось непонятно на чем. Видно, что на улице был сильный ветер, и Ольга не сразу поняла, что это ветром сорвало с крыши дома тарелку антенны, которая болталась теперь на длине кабеля, у самого Ольгиного окна. И, при особой силе ветра, задевала белым своим краем, как крылом, карниз, стучала в него, как гость.
Зрелище было таким странным, но Ольга, поняв исходные стука, открыла окно, чтобы антенна не разбила стекло.
В открытое окно хлынул ветер, и с ним — влажная штормовая свежесть. И антенна вдруг, будто обрадовавшись, что не одна теперь, завертелась вдруг в бешеном каком-то вальсе.
Ольга попыталась поймать ее, но побоялась остро-тяжелых проржавевших ее краев, отпрянула от окна. Ветер вдруг утих, и антенна зависла нарядным блюдом, зазывая иностранными знаками на белом своем вогнутом пузе.
Ольга, улучив момент затишья, выглянула в окно и посмотрела вверх. С крыши антенну держал достаточно толстый кабель, но он был очень туго натянут под тяжестью тарелки, что очередной сильный порыв ветра мог свергнуть эту тяжесть вниз, во двор.
Ольга подумала, что нужно вызвать спасателей, и только она так подумала, как антенна завертелась в очередном своем кружении. Да так ловко у неё это получалось, будто она радовалась нечаянной своей свободе, возможности потанцевать перед этой милой женщиной в окне.
Ольга пошла надела куртку с капюшоном и села в кресло перед открытым окном, которое нельзя было закрыть, его непременно бы коснулась танцующая антенна. И тогда уж ему несдобровать.
Так и просидела Ольга остаток ночи у окна, любуясь необычным балетом у себя за окном.
А антенна, радуясь своей легкости и кружению нечаянному, несвойственному её предназначению, всё кружилась, кружилась, будто звала, приглашала ее на танец, исполняя на ветру чистые па вальса.
Утром кто-то вызвал спасателей. Приехали крутые ребята, разом подтянули и закрепили огромными болтами плясунью опять на крыше.
Ольга из своего окна наблюдала за их ладной работой, и ей почему-то было жаль эту белобокую тарелку, которая так совершенно исполняла ночью фуэте.
И еще подумалось ей, что это необычное зрелище видеть была удостоена почему-то только она. Почему? Никто не ответит. И это не огорчало, а, наоборот — укрепляло ощущение доверия к ней и ее некоторой, может быть, избранности. Будто ей доверили тайну.
Новенький
Он был редким человеком. Он видел сны с комедийным уклоном.
Жена его постоянно будила, потому что он хохотал во сне. Но обидно было то, что снов своих он не помнил, а в реальной жизни смеялся он редко, даже улыбался как-то чуть, тайно, кривовато, чтобы не заметили.
Должность у него была такая. Он был начальником отдела в крупной корпорации. Работал трудно, под пятой вечного страха — быть уволенным. Олег и сам не совсем понимал, почему так боится увольнения, но он боялся. Поэтому строг был со всеми по-настоящему, спрашивал скорой и честной работы от сотрудников. Но и сам не плошал при этом. Точен, аккуратен, подтянут.
А еще его уважали за то, что он всегда давал деньги в долг. Всем и всегда. И ему, как ни странно, эти долги возвращали.
Олег не расслаблялся сам, и с подчиненными держал нужную строгую дистанцию. В корпоративах никогда не участвовал, но деньги на это мероприятие давал всегда.
Однажды ему сверху, по чьей-то рекомендации, прислали пацана, лет двадцати. На вопрос что он умеет делать, парень честно и нагло ответил: «Ничего».
Олег порадовался его честности и взял в штат на самую легкоответственную должность.
Пацан пожал плечами и занял стол с компьютером. Сам выбрал, ни у кого не спросив. Олег хотел сделать ему замечание, но тот так же нагло сообщил, что ему надо поближе к окну: «Я люблю вид из окна».
Олег вздохнул, подумал, что этот молоденький нахал даст фору любому насупленному боссу. Только тем, что ему плевать и на босса, и на стол, и на все это окружение.
Он был явно нездешним, на нем светилось облако легкомысленного отношения ко всему происходящему.
Олег вздохнул и подумал, что надо будет с ним построже, с этим пацаном.
Он попросил секретаря его не беспокоить и принести кофе. А сам стал смотреть с высоты заоконный пейзаж, с густым лесом вдалеке и маленькими планерами над ним. Там была лётная школа. Для детей, типа стажера, которого ему сегодня навязали.