Человек из пропавшей страны

– Говорят ты тоже в Афгане был?

– Был, – ответил Француз.

Они проехали железнодорожный переезд и свет фонарей выхватил из темноты щербатый профиль Француза. Он тоже не хотел говорить о прошлом. Хоть и видел один и тот же бесконечный сон, и вздрагивал по ночам. Наверное все, кто на самом деле видел войну, не хотят о ней говорить и вспоминать. А пафос рождается везунчиками или дилетантами. Война перечеркнула жизнь Француза на “до” и “после”, изломала, бросила в лицо экскременты беспомощности и страха, лишила уверенности и бесстрашия. Француз не смог влиться обратно в мирную жизнь и мыслил только категориями выживания. Семейная жизнь, забота о детях, работа на заводе – все это не прельщало, казалось мелочным и пустым. Он видел, насколько хрупка и бессмысленна жизнь, но никому говорить об этом не хотел. Все равно никто не поймет. Объяснять же кому-то у Француза не было никакого желания, потому что ему плевать на всех и вся.

– Ты чувствуешь себя обманутым? – неожиданно спросил Марат.

– Чего? – Француз сурово посмотрел на него.

– Вот тебя отправили на войну. Там много погибло наших. Десять или пятнадцать тысяч. Не зря ли все это? Война то проиграна. Какой такой еще интернациональный долг? Долг положить свои жизни и проиграть?

Француз помолчал, затем буркнул:

– Не знаю. Был приказ, я его выполнял. Духов мочил. Эти куски дерьма…

– А я чувствую.

– Чего ты чувствуешь?

– Чувствую себя обманутым. Я верил в СССР, а вышла какая-то фигня. Говорят, что уже давно вся система была построена на вранье.

Амбал больше не ответил. Дорога ровным полотном бежала под колеса. Француз курил сигарету за сигаретой, иногда крутил ручку магнитолы, чтобы поймать радиостанцию с музыкой. Глухарь под монотонный гул мотора спал на заднем сиденье. Впереди маячили красные фонари "БМВ" Краба, а вокруг возвышался темный лес.

Глубокой ночью их остановили. Марат пошевелился и открыл глаза. В машине тепло. Глухарь и Француз тихо переговаривались. Лязгнул затвор автомата. Сбоку стояла какая-то машина и светила фарами на них. Поперек дороги стояли цепью несколько человек с трубами и арматурой в руках, с выражением лиц, не сулящим ничего хорошего. Впереди стоял "бумер". Мгновенно проснувшись, Сафаров бросился искать пистолет.

– Не дергайся! – рявкнул Француз.

Фрол в передней машине тем временем приспустил стекло и позвал главного.

– Мать вашу, пусть только дернутся эти куски дерьма, – Француз одной рукой сжал ручку дверцы, а в другой держал автомат за цевье. Переводчик рода огня – в положении для автоматической стрельбы. Глаза бывшего афганца словно горели внутренним огнем. Его война продолжалась. Простой дуальный мир, где есть только свои и враги. Врагов убиваем, своих защищаем. Сафаров пригнулся вниз, чтобы хоть как-то укрыться за тоненьким металлом автомобиля.

К "БМВ" подошел крепкий рослый парень в джинсовой куртке и заговорил с Фролом. Затем он подозвал другого. Переговоры продолжались. В это время те, кто стояли поперек дороги, размахивали трубами, показывая готовность применить нехитрые инструменты. Самому старшему из них было от силы 25. Все высокие, крепкие, в спортивных шапочках, надвинутых на самые глаза. Словно секция самбистов, не иначе.

Переговорщики тем временем как-то поникли, переглянулись и махнули своим. Цепь из людей недовольно зашумела и нехотя расступилась. "Бумер" тронулся с места и поехал дальше. Француз положил автомат на колени и плавно повел машину следом. Их пропускали, провожая подозрительными взглядами.

Когда опасное место осталось позади, Марат поднялся из своего убежища.

– Боишься? – Француз оскалил зубы в безумной улыбке.

– Не особо. И часто такое?

– Бывает.

– И ты бы стал по ним стрелять?

– А куда еще стрелять? Ну, сначала дал бы очередь над головами, а потом по телам, – он засмеялся. Впервые Француз смеялся. Его грубое лицо оттого стало еще страшнее. – Сразу разбегутся, куски дерьма.

Утром остановились у придорожного кафе со старой советской вывеской. Окна кафе были надежно забраны металлическими решетками, которые в те годы ставили везде – дань времени. Густой туман выходил из леса и заволакивал местность вокруг. За зданием кафе угадывались очертания ближайших городских кварталов. Неподалеку стояли два грузовика. В окне одного из них демонстративно торчал ствол ружья. Дальнобойщики вооружались, как могли.

Бригада вошла в кафе и расселась за столики. С ними был представитель завода, дедок лет семидесяти. Сафаров только утром его и разглядел. Звали Петровичем. Снабженец старой советской школы, хранивший в памяти десятки ключевых телефонных номеров. Молчаливый и напряженный. Наверняка уже пожалел, что связался с этим делом. Приключения в почтенном возрасте не приносят удовольствия. Куда уж лучше было сейчас оказаться на крыльце садового домика и неторопливо потягивать чай на пару со своей бабкой.

– Эти ночью, чего хотели? – спросил Сафаров.

– Каша есть рисовая на молоке?! – крикнул Лысый женщине у раздачи.

– Есть, – ответила она измученным сонным голосом и зевнула.

– Двойную мне сделай, – он щелкнул пальцами и криво ухмыльнулся, – люблю такую.