Человек из пропавшей страны

– Вон там хорошее место, крутое. Толкаем туда.

Лысый в это время осматривал Француза. Пуля пробила его сзади через сиденье. Сколько же крови в нем!

– А этого куда? – спросил Лысый.

– Туда же! В реку! С машиной! – ответил Фрол.

– Надо бы в землю, – сказал Лысый.

– Нет времени! Уходить надо!

– Студент, Глухарь, сюда! Забирайте вещи и документы!

Втроем они столкнули “девятку” в реку, промокнув до пояса. Машина быстро набрала воды и послушно закатилась на глубину своим ходом. Пузыри еще какое-то время выходили на поверхность.

"Прости нас, Француз!"

Дальше поехали на машине Лысого. Проселочными дорогами, в объезд, подальше от того места. Сафаров сел рядом с Петровичем. Он и позабыл, что с ними этот дед, представитель завода. Петрович сидел бледный и без настроения. Сафаров повернулся к нему и сказал с усмешкой:

– Дед, как ты тут? В штаны не наложил?

Тот отвернулся и ничего не ответил. Да и что можно тут ответить?

Ехали всю ночь. Спать никто не хотел. Ориентировались по картам, которые в те годы были в каждой машине. Теперь Фрол осторожничал. Под утро Петровичу стало плохо с сердцем. Его высадили в поселке, где была какая-никакая больничка, а сами поехали дальше. Домой вернулись через двое суток. Всем было велено “залечь на дно” на две недели или уехать из города.

А Савельева в Москве искали "братки". Хотели предъявить за то, что подставил их, сказав, что у Фрола всего один пистолет. Виновника не нашли, потому что его кто-то предупредил. В спешке Савельев уехал в Молдавию и растворился где-то в Европе.

***

– Привет.

– Привет! Ты где так долго пропадал?

– Да, было дело.

– Договорился насчет армии?

– А-а, ты об этом. Да, все хорошо.

– Что с тобой? Ты устал?

– Да, Лен, я устал. Я до смерти устал.

– Сейчас я тебя покормлю, иди умываться. Потом ложись и спи.

– Спасибо, Лен, ты самая лучшая…

Глава 27. Пластмассовая люстра под хрусталь

Сафаров никуда не уехал. Две недели он провалялся на диване у Ленки. Стал задумчивым, раздражительным. Дни напролет смотрел телевизор. Вечерами выходил из дома, бесцельно бродил по городу и смотрел на суету.

На каждом углу, а не только на рынках, развернулись стихийные торговые ряды. Люди выживали, как могли. Продавали старье, инструменты, сворованные с заводов, заготовки в банках, домашнюю утварь, подшивки некогда модных журналов и книги, вязанные носки и рукавички, шарфики и кофточки. Жарили по ночам семечки на кухне, сосиски в тесте, пирожки, затем свежее выносили с утра на улицу. Впереди зима и много женщин после торговли на морозе никогда больше не смогут рожать.

В один вечер Сафаров оказался около дома, в котором жил Краб. Огляделся, посидел на лавочке неподалеку, зашел в подъезд и постучал в обитую дерматином дверь, которая оказалась не заперта. Внутри обстановка напоминала дорогой притон. На разложенном кожаном диване, застеленном простынями, запрокинув голову, лежал Краб. Рядом с ним, уткнувшись лицом в подушку, лежала женщина. На столе разбросаны остатки обильной трапезы, на полу – пустые бутылки, одежда и вещи. Краб приоткрыл глаза и расплылся в пьяной улыбке:

– Заходи.

Он поднялся, сел и с трудом налил водки в стакан.

– Пей.

– Я тут неподалеку проходил, – начал Сафаров.

Краб поискал что-то на столе, зажег сигару, затянулся и выпустил облако дыма. Затем молча посмотрел на Сафарова, словно хотел что-то сказать, но не мог подобрать слова. Женщина лежала не шевелясь. Сафаров отпихнул ногой бутылки, взял стул и сел с другой стороны от стола.

– Когда уже можно будет выходить на поверхность? – спросил он.

– Хоть сейчас, – ответил Краб.

– Серьезно? Пронесло?

Лысый кивнул.

– Кого-нибудь из наших искали? – спросил Студент.

Краб отрицательно покачал головой, щурясь от едкого дыма. Марат взял стакан с водкой, сделал пару глотков и поставил на стол. Нашел подсыхающий хлеб и кругляш колбасы, понюхал и съел.

– Француза жалко, – произнес он.

– Туда ему и дорога, – ответил Краб.

Женщина на диване зашевелилась, подняла голову и посмотрела затуманенным взором на юношу. Лысый откинул тонкое одеяло с ее голого тела.

– Хочешь? – кивнул он Сафарову.

Марат покачал головой. В квартире Краба, если не обращать внимания на беспорядок, была современная обстановка. Мебель, техника, дорогие шторы, хрустальная люстра в зале. Раньше любили эти стекляшки. Стены покрыты тиснеными импортными обоями и цветным шелком. Полы застелены коврами с коротким ворсом. В углах комнаты стояли две большие бронзовые кошки.

Марат встал и подошел к стене, на которой висели фотографии. Беззаботный паренек с белобрысыми волосами, в котором угадывался Сергей Краб, затем пустое место, и сразу фото с женой. Она красивая, кудрявая от химической завивки, с непременным выражением растерянности на лице тех поздних советских лет. Краб отобразился с потухшими глазами, циничными и усталыми. На третьей карточке они у детской коляски, где сидит девочка лет пяти. Светленькая, почти прозрачная. Ее взгляд направлен куда-то в сторону, рука застыла в неестественном жесте, тоненькие ножки безвольно лежат на подстеленном одеяле.