Человек из пропавшей страны

– И сколько обещали платить? – спросила она, водя пальцем по краю бокала с вином.

– Я не знаю.

– Курьер? Серьезно? И ты согласился? – она гордо подняла голову и посмотрела на него свысока. Естественно, продавец из ларька имеет полное право так смотреть на курьера.

– Конечно.

Ленка встала, оперлась спиной о дверной косяк и скрестила руки на груди.

– Ты что, дурак?

Ее поначалу приветливое лицо заволокло гневом. Сафаров не уловил сам таинственный момент преображения.

– Ты на моей шее теперь сидеть собираешься?

– Зачем? Я сам себя обеспечу, мне от тебя ничего не нужно. Ты и сама говорила, что прежнее мое дело слишком рискованное.

– Риск – дело благородное! Я только жить начала, а ты! Как ты можешь так со мной поступать? Только о себе и думаешь! – она всхлипнула.

В свете кухонной лампы блеснули золотые серьги и цепочка. Как она могла оставаться спокойной, если с треском рушились ее надежды на новую польскую мебель, дом в пригороде с фонтаном среди подстриженных кустов, выложенные финским мрамором дорожки, большой гардероб, американскую машину с открытым верхом и выгодные знакомства в городе? Все, о чем не могла даже мечтать ее мать и бабка, все это теперь растворялось как туман, а вместо этого перед ее взором маячила довольная улыбка Сафарова. Ненависть, как сработавший взрыватель старого ржавого снаряда, похороненного под толщей сырой земли, перевернул мир в ее глазах. Она не могла больше находиться с ним в одной комнате.

Наскоро одевшись, Ленка хлопнула дверью и выбежала из подъезда. Ее подруга, жившая через дом, увидев заплаканную Ленку, без слов пустила ее, усадила на кухне за стол, налила портвейна и произнесла тоном психиатра:

– Ну, рассказывай давай.

Ленка проплакалась и рассказала свою версию, совершенно непроизвольно драматизируя ситуацию. Катюха, ее подруга, закурила прямо в кухне и, выпустив дым под желтоватый потолок, продекламировала:

– Все мужики – козлы и сволочи! Говорила я тебе!

В ответ Ленка снова заплакала. Катюха была старше и опытнее. С морщинками в уголках глаз, редкими седыми волосами, которые регулярно скрывала краской и дряхлеющей кожей под кремами. Она сменила порядка десяти мужчин. С кем-то расписывалась официально, с кем-то так, гражданским браком жила. Повидала всякое. Натерпелась. Наслушалась мужских обещаний и клятв. И теперь, глядя на рыдающую подругу, щурилась от дыма и холодным рассудком прикидывала, что к чему.

– Ночуй у меня, пускай эта бестолочь поволнуется. А завтра поставь ему ультиматум, – распорядилась Катерина.

На другой вечер не было ни ужина, ни горячего поцелуя, лишь мрачная Ленка сидела в комнате. Она хладнокровно смотрела телевизор. Марат открыл дверь ключом.

– Привет, Лен.

– Привет, – отозвалась она, не взглянув в его сторону.

Он разделся, прошел на кухню, вскипятил чай, достал вчерашнее мясо из холодильника, нарезал хлеб и поужинал. Затем на кухню пришла хозяйка квартиры и молча встала в дверном проеме, скрестив руки на груди.

– Как дела? – спросил он.

Она не ответила.

– На что ты обиделась?

– Ты вернулся на прежнюю работу? – спросила она.

– Зачем?

– Ясно.

– Что тебе ясно?

– С тобой все ясно, – Ленка отвела глаза.

– Ты со мной только из-за денег? – спросил он.

Ленка закатила глаза, почесала лоб, посмотрела искоса на Сафарова и ответила:

– Нет, не только! Но деньги – это важно! Зачем вообще нужен мужчина, если у него нет денег?! Посмотри вокруг. Все зарабатывают. Вон, все мои подруги на рынке стоят, бросили свои заводы, отморозили себе все на свете, но зарабатывают! У тебя была хорошая работа. Ты же хорошо получал. Зачем ты ушел? Мне ничего от тебя не нужно! Ничего! Только благодарности! А ты…

Сафаров молчал и смотрел на нее. Она продолжала:

– Мужчина должен добывать и нести все в дом, одевать женщину, обувать! Вы все хотите, чтобы женщина выглядела красиво, статусно, но для этого нужны деньги! Прически, украшения, меха! Красота очень дорого стоит! И вообще, настоящий мужчина никогда бы не позволил своей женщине горбатиться на холодном рынке за копейки…

Она все говорила и говорила, а он смотрел на нее, словно хотел надолго запомнить ее лицо, ее глаза, ее забавно кивающий носик, ее гордо поднятую голову. Он прощался с ней, не говоря ей ни слова. Может Сафаров и поступает, как последняя сволочь, но он встал, прошел мимо нее, открыл шкаф, побросал вещи в спортивную сумку и обернулся на выходе. Она стояла в дверном проеме кухни, глядя перед собой в пустоту.

– Прости, – сказал он.

– Уходишь? Бежишь? Мое мнение для тебя ничего не значит? Ну и катись отсюда, козел! Так и знала, что ты не мужик!

Он вышел на улицу, вдохнул холодный воздух, расправил плечи и зашагал прочь. В голове еще звучали ее последние слова, словно гвозди, крепко вбитые в гроб их недолгой любви. Вбитые нежной женской рукой. Все вышло как-то сумбурно. Когда-то он поверил женским слезам. В тот самый вечер, за столиком Роситты. Он посчитал их искренними и однозначными. Слезы были в ее глазах, когда она хотела быть с ним, как с человеком, а не кошельком для безбедной жизни. И он тогда решил, что слезы – это истина. А это были всего лишь слезы.