31 декабря 1993 года две временные точки по скупке ваучеров были закрыты. Оставалась только одна, на бывшей фабрике химчистки. Сафаров сдал помещения арендодателям и на входе приклеил бумажки с адресом фабрики. Покончив с этой работой, Марат отправился на фабрику химчистки, где его ждали две сотрудницы, которых нужно срочно отвезти в заводоуправление Трубопрокатного завода вместе с еще одной коробкой заветных цветных бумажек. Философ ждал их там, на заводе, вместе с Палладием и другими. На заводе творилось некое действо, поэтому все спешили. Сафаров же вернулся на фабрику, где оставались только хромая кассирша и пьяный сторож. Это был сумасшедший день. Но вечером…
Палладий занял половину ресторана. Так как сделано это было в самый последний момент из-за неорганизованности, то возник конфликт. На новогоднюю ночь все столики оказались забронированы, кроме нескольких, отведенных “братве”. Пришлось буквально “выкидывать” людей на улицу. Самых значимых не тронули, а тех, кто попроще, “вежливо просили” собирать манатки и проваливать. Ребята Фрола работали тихо, и почти все неудачники, не желая проблем, торопились на выход. Кто-то не захотел уходить. Начал шуметь. Однако спустя минуту разговоров он куда-то исчез вместе с двумя друзьями. Владелец ресторана тихо пил корвалол у себя в кабинете. Ближе к ночи все утряслось.
Палладий и Философ приобрели Трубопрокатный завод и праздновали Новый Год, а заодно и победу в большой экономической войне. Претендентов на "достояние народа" было несколько, в их числе две иностранные компании, но никто из них вовремя подать документы не успел. Само собой, все устроили Философ с братом и “люди из министерства”. Они еще летом сняли тогдашнего директора, который подал за это в суд. Председатель суда обещал “тянуть волынку” и решить вопрос через пару-тройку лет не в пользу истца. Новый директор, ставленник Философа, назначил себе такую зарплату, что еле живой завод вконец обанкротился. Через СМИ пустили слух, что в регионе крупный трубопрокатный завод не нужен, поскольку по соседству работает еще один. Так серьезное предприятие стало терять интерес инвесторов и акции удалось приобрести по заниженной стоимости.
В ресторан пригласили лояльное новому владельцу руководство завода и значимых людей города. Все они помогли, чтобы этот день стал вдвойне праздничным. В самом центре зала, за столиком у сцены, сидели Роман Эрастович, директор завода, Палладий и его пассия. Философ, как всегда, оделся проще всех – накинул на свитер мятый пиджачок и сверкал потертыми джинсами. Палладий и директор – в строгих деловых костюмах.
В компании центрального стола выделялась Алиса. На ней было облегающее черное платье с блестками в форме игривых линий, нахально блуждающих по женскому телу. На волосах цвета глубокого каштана, уложенных каскадом, играла бриллиантовыми бликами ажурная заколка в виде маленькой серебряной короны. Серебристые, инкрустированные бриллиантами туфли с высоким каблуком, служили гармоничным обрамлением ее чудесных ног, а тонкие браслеты украшали нежные, красивые руки. Милое личико без следов пудры, изумрудные глаза, нежная линия губ, шея, женственные плечи, идеальная талия, бедра, длинные ноги… Куда ни посмотри, она была само совершенство, словно не женщина родила ее, а лучшие скульпторы трудились скрупулезно, вложив в ее образ сокровенные мечты. Слова настолько бедны, что никогда не смогут полностью передать всю ее красоту. Даже цвет ее кожи невозможно с точностью описать. К ней тянет безмолвно прикоснуться и вдохнуть живительный аромат, не думая ни о чем, поскольку любая мысль только повредит совершенному образу.
Сафаров болел ей. Грезил во сне. Днем, задумавшись, уносился в неведомую страну с розовыми облаками, где только он и она. Они были счастливы вдвоем, им было хорошо безо всякой причины. Они гуляли по парку, совершенно безлюдному, в котором спелая вишня и малина, душистые яблоки и мягкая трава под ногами, теплый ветер в кронах деревьев, ласковое солнце и она, нежная, доступная, разгоряченная, только его и только для него. Для него ее смех, для него ее улыбка, ее волнующий взгляд – для него. Эх, как же все-таки здорово! И ничего в жизни больше не нужно!
Здесь были и другие девушки, одетые роскошно, под косметикой, словно “индейцы на тропе войны”, но ни одна не могла сравниться с Алисой. Все какие-то угловатые, несуразные и некрасивые. Женщины это чувствовали, и злились. На сцену поднялись музыканты, зазвучали пробные звуки. В ресторане сидели некоторые из братвы, среди которых был и Краб. Сафаров подсел к ним.
Когда московские куранты по телевизору пробили полночь, выстрелили пробки от шампанского и раздались ликующие возгласы. Палладий прямо из зала попросил микрофон и поздравил всех с двойным праздником: Новым годом и передачей Трубопрокатного завода в частные руки. Кто-то в сердцах завизжал от радости. В глотки полилось искристое, полетело оливье, колбаски, селедочка под шубой и прочие гастрономические радости.
В организации праздника произошла накладка. Не было Деда Мороза.