Человек из раньшего времени

– Полноте, Александр Федорович! – отвечал Львов. – Нам сейчас такой человек крайне необходим. У него реальные воззрения на будущее государственное устройство, на армию, на поддержание порядка в войсках и в стране в целом. В канун совещания эту телеграмму можно считать просто манной небесной. Уверяю Вас, поводов для опасения никаких…

– И все же? – вновь вступил Терещенко. – Мы так и не услышали Ваших конкретных предложений.

– Что ж, господа, будем откровенны. Генерал Брусилов уже стар и слишком идет на поводу у солдатских комитетов, а у них на уме одно – измена да дезертирство. Сейчас нам такой «престиж» не на руку. Полагаю возможным сменить его преемником.

Вопроса о кандидатуре не возникло ни у кого. Министры воодушевленно оживились, личность Корнилова всех вполне устраивала. Волнение читалось только на лице Керенского.

– Знаете, господа, – сказал он, – я ведь не просто так с ним вместе Савинкова отправил. Корнилов в глубине души монархист. Все, что он привносит в действующую армию, было перенято из армии царской. Потому и сейчас, когда вы все единодушно готовы его поддержать, мне все же кажется, что догляд за ним будет нелишним.

– А именно?

– Назначить Корнилова главковерхом я согласен. Но с условием назначения Савинкова моим заместителем в должности военного и морского министра по сношениям со ставкой.

– Господа, – протянул Львов. – Ну тут уж, я полагаю, никаких нареканий быть не может. Назначение товарищей министра – прерогатива министра, так что мы примем любое Ваше волеизъявление, Александр Федорович!

Львов возликовал пуще прежнего – его инициатива была принята. Керенский смотрел на собравшихся с недоверием.

Телеграмма о назначении Корнилова пришла одновременно с приказом генералу срочно выехать в Москву для участия Государственном совещании. Бросив распекать подчиненных за отсутствие собранности и мобилизованности, Корнилов, мысленно воспарив выше кремлевской колокольни, замкнулся ото всех и приступил к работе над своей речью. Глядя на него, Бубецкой хоть и видел серьезного военачальника и резкого человека, способного, по его глубокому убеждению, изменить ход ситуации в стране, но видел еще и непомерного властолюбца. Иван Андреевич понимал – попади к нему в руки власть, которую несколько месяцев назад он сам ему предрек, несдобровать ни Керенскому, ни Временному правительству. Но это ладно – лес рубят, щепки летят, Бубецкой не питал к Керенскому особой симпатии или любви. В сущности никакой разницы, будет ли он стоять у власти или кто другой. Хуже другое – приход в большую политику Корнилова негативно отразится на идеалах революции, он будет всячески проводить линию регресса и отката к старому режиму, чем несомненно вызовет в широких народных кругах недоверие, которое может перерасти в недоверие ко всему правительству. А в обстановке неподготовленности к проведению Учредительного собрания это гибельно! Царя уже нет, а собрания еще нет. Повторится, думал Иван Андреевич, смутное время, и на политической арене, как всегда в подобных случаях, окажется, в лучшем случае, самозванец.

Мог ли знать Иван Андреевич, что уже утром следующего дня в бердичевскую ставку придет телеграмма о том, что Корнилов вызывается в Москву не один, а вместе со всеми комиссарами и уполномоченными?..

В поезде Папахин, полностью выйдя из-под контроля отвлеченного новым назначением и подготовкой к выступлению Корнилова, продолжил виться вокруг Варвары. Вид некогда великосветской барышни, по ментальности, образу мыслей и чувств оставшейся глупой необразованной курсисткой в компании недалекого солдата вызывал отвращение у Ивана Андреевича, и потому он больше предпочитал общество Феликса, который теперь на правах друга всюду неотступно следовал за ним. Савинков же, алчущий власти, все больше был рядом с Корниловым, хотя тот почти ни с кем не общался.

После обеда в вагоне ресторане, когда до Москвы оставалось километров 200–300, Бубецкой с Феликсом вышли покурить в тамбур.

– Что же это?

– Ты о чем?

– Сами свергли царя, погрузили страну в пучину хаоса, а теперь открывают старому режиму заднюю дверь?

– Прежде, чем повергать страну в пучину хаоса, надо научиться этим хаосом управлять. А университеты наши новые сильные мира сего кончали, как видно, под порогом… Ты изволишь быть недовольным? По-моему, тебе как никому другому на руку возвращение прежних порядков?

– При условии возвращения монархии, да. Только ошибкой было бы думать, что Корнилов или кто-нибудь другой сможет или захочет сделать это.

– Отчего же? Корнилов – отъявленный монархист.

– Корнилов – отъявленный властолюбец. Когда власть берут, ее не отдают. Николай не простит Корнилову ареста, и он это прекрасно понимает, и потому собирается извлечь максимальную выгоду от своего нового назначения, не разделяя ее ни с кем из прежних друзей.

– А из новых?

– Полагаю, что новых у него нет.

– И чего же ждать от этого совещания, на твой взгляд?