Человек как iPhone

В дверь раздался звонок, Курт пошел к выходу, спросил "кто?", но ответа не последовало, потому он кинул бычок в урну, дождался возгорания бумаг в ней, потушил их водой и начал собираться на улицу, обнаженную, как Monica Santhiago в две тысячи третьем году.

"Погуляю немного, отвлекусь, развлекусь, стану большевистским событием, конурой красных, в которой прячется и живет белая собака, питающаяся мыслями разных людей".

Спустился пешком, топоча черными ботинками, обитыми обложками книг Толстого, Войною и миром, если быть точнее, которая есть биография бога.

"Граф Дракула вышит на стекле каждой машины, на лбу каждого человека, он проходит сквозь кожу и стекло, он не останавливается, спешит и торопится, плачет по убиенным фашистам и коммунистам, чьи тела на крестах восходят с утра вместо солнца, освещают и греют мир, а после, в конце, заходят, оставляя людей хрустеть их костями, пока не затихнет ночь".

Пересек дорогу и пошел по площадке, на которой пацаны играли в футбол, тёрлись, смеялись, были, пуская в перерывах дымок, дошедший до наших дней из Месопотамии и Вавилонии, где шкуры животных летали по небу, а люди стреляли в них и подбирали их трупы, чтобы надеть и скрыть наготу, являющуюся автомобилями Вольво, Маз и Камаз.

"Нет, не думать, не петь, только восходить и раскрываться в небе большим гнойником, сочащимся желтым мокрым песком, водой, лейкоцитами, кровью, крупицами анаши, ночующей в легких Цоя и бодрствующей во рту Шевчука".

Дойдя до магазина, купил аджапсандали и пластиковую вилку, начал на лавочке есть. Рядом присела старуха.

– Мяса, хочу еще.

– Да я овощи ем, – удивился Курт.

– А ты сходи на базар, там шашлык.

– И почем?

– Шпажка – сто пятьдесят.

– Сколько там мяса?

– Много. Сытного и любовного.

– Из любовных романов?

– Нет, из души людей.

– Говядина и свинина – души?

– Массы психической жизни.

– Интересно.

– Конечно. Дай пятьдесят рублей.

Курт пошарил в карманах, нашел мелочь и протянул ее женщине.

– Мало, – сказала та.

– Больше дать не могу.

– Я хочу купить кофе.

– Хватит и тридцати рублей.

– Ладно, уговорил.

Она ушла, а Курт всерьез задумался о шашлыке, потому встал с места и двинулся вправо. Шел, приближаясь к мясу, к духу и к полноте. Через несколько десятков метров его ноздри откопали в окружающем воздухе запах и вкус шашлыка. Он будто ел его, а не двигался и молчал. Перейдя дорогу, он заметил кафешку с мангалом и армянином-грузином.

– Здравствуй, армяно-грузин, – сказал он.

– Мяса?

– Сто пятьдесят.

– Ладно, садись за стол.

Так Курт, купив пива и мяса, коротал свой век, кончившийся в МГУ, на развалинах кафедр и обломках аспирантур. Шашлык был горячим, но с хлебом, луком и кетчупом.

– Вкусно и хорошо.

Пиво было желаемым, горьким и основным.

– Это армянское пиво?

– Да.

– Я и смотрю – Котайк.

– Жесткое и конкретное.

– Будьте добры еще.

Курт взял бутылку, выкинул за собой мусор или взгромоздил его в небеса и пошел на автобус.

7. Руки, ноги и мозг

Автобус вез его к Кортни, он ей не позвонил, решив сделать сюрприз. За окном качались деревья, поднимая с земли тяжелые черные гири, то есть ворон.

"Езда, ничего нет прекрасней, желтей и светлей, всякая поездка желтого цвета, что тут и говорить, мчусь, сидя на месте, куря внутреннюю сигарету, которую держит в руках желудок и накачивается дымом, ментолом, рвется объять весь мир, чтобы переварить его, сделать моим, до конца и до дна".

Дорога до дома подруги заняла сорок минут, плюс-минус беспечность. Он прошел в подъезд вместе с женщиной, поднялся на лифте и столкнулся с парнем, который выходил из квартиры Кортни. Они обменялись взглядами, похожими на Гоби и Сахару, и разошлись. Курт вошел в дверь, парень спустился вниз.

"Странно, кто это, что происходит, какие внеземные разумы послали этого отрока сюда, хорошо, что он не застегивал ширинку, молнию, бьющую наповал".

Кортни лежала голой на кровати, она смотрела в потолок и потягивалась.

– Курт, это ты? А я только что трахалась.

– И ты мне так спокойно об этом говоришь?

– А как иначе? Не знаю.

– Значит, у тебя есть другой?

– Нет, я все так же буду есть картошку каждый день. Извини меня за лук или за чеснок.

– Что ты хочешь сказать?

– Секс – это еда. У нас что, блокада, война?

– Нет.

– Тогда все пучком.

– А не боишься, что я побегу за этим луком или чесноком и съем его? Выдавлю в тарелку с макаронами?

– У тебя изо рта будет вонять.

– Блин, не подумал, черт.

– Так вот, мой милый друг. Помоги мне одеться.

– Что тебе дать?

– Халат.

Стали пить чай, он – хмуриться, она – улыбаться. Закусывали лимоном.

– Приятный, однако, сок. Во рту вызывает бурю.

– И топит корабли Колумба, плывущие в гортань, – отметила Кортни.

– Ладно, я пойду, не хочу вторгаться в твою память о сексе.

– Ну, как хочешь, давай, пока.

Курт отодвинул от себя стакан и вышел на улицу, зашагал по ней, столкнувшись через десять минут девушкой, смотрящейся в телефон.

– Оу, простите, парень.

– Как вас зовут?

– Зачем вам?

– Вы понравились мне.

– Перейдем же на ты. Я ни с кем не знакомлюсь.

– Как тебя звать?

– Я Эми. Крохотная пока.

– Ты не такая уж маленькая.