Человек, которого нет (СИ)

Это углублялось. Потом - я не мог объяснить, как это, но было трудно быть. Дышать, жить. Существовать. Это все давалось с трудом. Чувство вины. Понимание, что уже ничего невозможно сделать для того, кем пытаются шантажировать. Для Кима. На самом деле не имеет значения, молчу я или говорю. Это ничего не изменит на самом деле. И это все равно невыносимо.

Продолжалось долго, пока я не смог назвать все это. В два приема, потому что говорить это трудно.

Потом быстро заснул.

... когда понял, что что-то подобное по интенсивности в течение двух недель в прошлом марте пытался пережить сам. И у меня даже получалось. Сейчас просто страшно, что организм не выдержит, вот физически тело не вынесет этого.

Расслабился, однако.

Харонавтика: "Его зовут Лу..."

Сессия N37, среда, 12 февраля 2014

В этой сессии они не пытались куда-то пойти, на что-то посмотреть. Просто разговаривали.

Лу говорил, что очень надеялся, что уже все, они добрались до выхода из ада, дальше уже будет легче. Но оказалось, что это не конец, а передышка. И она была слишком короткой. Это очень горько. Он не был к этому готов.

- Так и будет, - отвечала М. - Слой за слоем. Легче и опять тяжелее. Снова и снова.

Он говорил: когда я выбираю продолжать эту работу, я выбираю не мучить себя, а выбираю лечить себя - и лечение тяжелое, да. Но я был болен. До того, как начал этот процесс, я страдал. И моему партнеру не было бы лучше, если бы я оставил все как есть. Я был намного слабее. Я был неустойчив. Травма и есть травма, а теперь я хоть лечусь.

Он говорил о том, как подействовал на него разговор с М., когда он позвонил ей на следующей день после очередного флэшбэка, когда было слишком тяжело. Он сказал ей тогда, что горе рвется наружу, но не может выйти, как гарпун; ему приходится проживать это тогда, когда оно случается, и столько времени, сколько оно длится. Это невозможно остановить и ускорить невозможно. Она сказала, что бывает такое, когда никто толком не может помочь, и сам ничего сделать не можешь, надо просто дать этому происходить и перенести это. Она сказала, что так бывает в родах.

И тогда то состояние "трудно быть" связалось у Лу с этими словами. Он стал думать, что такое это "трудно быть"? Может быть, это впечатления новорожденного? Или в процессе рождения? Он чувствовал, что в этом состоянии очень много невыносимости, но не мог сказать, какого она происхождения.

Он готов был решить, что это про рождение, и что этот факт тогда отменяет вообще все - вообще все про Вальпо, про Африку, про Хорхе и вообще.

Лу понимал, что это не так. Но на всякий случай спросил: может быть, все это - символическое переживание какого-то довербального опыта?

- Ни хрена себе довербальный опыт, - сказала М.

Они говорили о том, что в этом теле точно есть "ее" опыт: как минимум опыт собственного рождения и опыт родов; есть опыт Лу, который тоже распаковывается в это же тело: и тоже - рождение, и длительные пытки, и неизвестно какая смерть. И одно другого не исключает. Как наличие более ранней травмы не исключает подобных же эпизодов позже. Что все это будет, смешанное и перемежающееся, отзываться одно на другое, и это иначе не может быть. Одно не исключает другое. Есть и то, и другое.

Он рассказал М. про те серии, которые так зацепили его на днях.

В одной - ситуация агента под прикрытием, который даже после убийства любимой девушки должен продолжать изображать не того, кто он есть. Не имеет возможность переживать горе.

Лу это прочувствовал, но не осознал, когда смотрел. Только проговаривая это для М., он понял, как на это отозвалось его тайное горе. Рассказал, что кричал в подушку, но потом полегчало и спал спокойно.

Он начал говорить про следующую серию, с шантажом: "там есть детектив, его зовут Лу"... Ему хватило произнести эти слова вслух, чтобы понять, что это важно. Про того агента из первой серии он рассказал без имен, а здесь назвал имя - и только тогда понял, почему еще ситуация так зацепила его.

Господи, Ким, мальчик...

Совершенно ясно и прозрачно. Лу одновременно чувствовал огромную вину и понимал: от него уже ничего не зависело. И смог сказать это вслух.

Что парень попал уже тогда, когда попал к ним. Говорить или молчать - он попал. И вопрос не в том, что Лу мог сделать для него. Уже ничего не мог. Кроме того, что все-таки попытался сделать: показать, что это - переносимо.

- Но они поставили вопрос так: готов ли я взять на себя формально вину за то, что они будут делать с ним, если я буду молчать. Они навязывают ответственность за все, что будут делать. Но это фальшивка. На самом деле они пытают, потому что они пытают. Другой причины нет. Они насилуют, потому что они насилуют. Не потому что я или кто-то молчит.

И это азы подготовки.

Но от этого не легче. От этого не легче выбирать молчание.

Со всем ужасом, и безысходностью, и виной. И бессилием.

Записки сумасшедшего: Невозможность