Человек, которому всегда трудно

Из нас троих я один — человек малоизвестный. У меня нет ни особой внешности, ни особой силы, а что касается каких-нибудь талантов… Хоть бы что-нибудь! Память у меня, правда, исключительная, но про это на заводе кто обязан знать? Я мог бы, например, вслух повторить только что прочитанную страницу любой книги. Самое удивительное, что я особенно хорошо запоминаю непонятные слова. Наверное, такие слова больше нравятся. Но это ведь не назовешь талантом, если от этого другим никакой пользы. Мог бы я похвастаться тем, что чувствую любого коня. Есть у меня такое. Впрочем, это есть, наверное, у любого, кто в деревне рос. Хвастаться таким «талантом» тем более смешно, что это теперь дело совсем устаревшее: коня в нашем районном городке редко увидишь.

Да, чуть не забыл. В ПТУ я неплохо чертил на уроках и научился рисовать заголовки в стенгазете. Это благодаря усидчивости и уравновешенному характеру, так мне там говорили.

Родом мы, трое друзей, из разных сел. И специальности у нас разные. Я — токарь, Мути — слесарь в нашем же ремонтно-механическом, а Гора — термист, шурует в своей электрической печи, занимается термической обработкой деталей, чтобы эти детали получили нужную закалку. Может быть, поэтому у него такое темное лицо, как у кузнеца. И глаза, глубоко сидящие под черными сросшимися бровями, всегда слегка прищурены, словно Алим постоянно смотрит на пламя своей печи.

Алим-Гора идет ко мне, одолевая горку метровыми шагами, однако Мути изо всей силы тянет его в сторону, говорит с испуганным лицом, дурачится:

— Ты что, Гора?! Нам неприлично беспокоить Шамо! Ведь это человек, который имеет дело только с начальством: с Джамботом, с кадровиками…

— Отстань, Мути… — лениво отмахивается от этой шутки Алим. — Слушай, Шамо, ты чего это стал прятаться? Мы тебя везде искали.

Интересно, откуда они узнали про мою стычку с Джамботом? Проболталась Нани?

Мы идем по берегу в сторону парка, и Мути допытывается у меня:

— А что это наш кадровик тебе грозил пальцем? Не из-за Джамбота ли? Дружно за тебя начальство взялось!

Я рассказываю ребятам о всех своих новостях. Я вижу, что им приятно слушать о моем разговоре с кадровиком. Никто из нас троих не слывет передовиком, не доросли мы еще до доски Почета, но и плохого о нас не могут сказать. Нормальные работяги. И нужные заводу, если Абуязит так здорово отшил из-за меня фабричного кадровика.

— Мы, мы решаем судьбу завода! — говорит Алим-Гора. — А Джамбот кто такой? Он не производственник. И стоило тебе, Шамо, расстраиваться из-за него?

— Правильно, — подхватывает Мути. — Предков твоих затрагивать он, конечно, не имел права. Но я скажу и другое: что-то сильно стали мы, ингуши, носиться с этими предками. Наш заводской врач знаете, что себе нарисовал? Я собственными глазами видел. Дерево нарисовал. А на дереве — все его предки до тринадцатого поколения!

— Хм… — качает головой Гора. — Откуда же он их портреты мог выкопать?

— Нет, он изобразил предков не рисунками. Просто их имена. Каждая ветка — предок. Себе тоже врач отвел один сучочек. Авансом. Он ведь тоже будет чей-нибудь предок. Интересная ботаника! У такого дерева даже название специальное есть…

— Ге…генеалогическое, — припоминаю я.

— Кажется. Предков начали себе собирать не только ингуши, я вам так скажу. Помните, приезжал наладчик из Москвы? Простой парень, без фасона: я позвал его в гости к нам домой, он без разговора пошел. Он как выпил две стопки, так и начал перечислять, сколько поколений его предков были чистыми москвичами. Девять поколений насчитал, а потом начал сбиваться.

— Хуже всего, когда не знаешь, как с людьми держаться… — говорю я, думая о своем.

Мы валяемся на траве в чахлом, совсем еще молодом заводском парке. Увидим, что идет старик с мотыгой или пожилая женщина гонит козу, вскакиваем, поздороваемся, а потом опять валяемся и болтаем о том о сем.

— У нас на заводе есть человек, который мог бы провести со всеми семинар, как надо держаться, — говорит Мути.

— Ты? — спрашивает Алим лениво.

— Нет. Не я, а Зами́р. Не тот, что в техотделе. Из инструментального, контролер ОТК. Он к любому человеку подход имеет, я это заметил. И знаете почему? У него два надежных инструмента есть: лицо и язык.

— А у кого их нет? — спрашивает Алим.

— Ну, твое лицо-то мы видим, — болтает Мути, запрокинувшись на спину. — Когда незнакомый тебе человек посмотрит на твои сдвинутые брови, у него заранее поджилки дрожат и он убегает подальше.

— А если рот до ушей, это лучше? — хмурится Гора.

— Правильно, мое лицо тоже не годится. Может быть, у кого-то горе, а я без конца улыбаюсь. А вот Замир… Помню, нам командир в армии напоминал чьи-то слова: каждый солдат должен знать свой маневр, соображать по обстановке. У Замира лицо знает маневр. Любого подкупает! Верно я заметил, Шамо?

— Да я этого Замира почти и не знаю… А язык? Ты про язык говорил, — напоминаю я.