— — Каким образом? Все огнестрельное оружие хранится в запертом сейфе — чтобы открыть его, нужно знать шифр. — это сказал Скептик.
— — Он мог пригрозить Наставнику и заставить его выдать шифр.
— — Этого не могло быть, подследственный: все указывает на то, что преступник убил Наставника сразу же, как проник в его апартаменты.
Франц на мгновение задумался.
— — Ну, тогда Наставник, в пьяном виде, мог забыть запереть сейф после того, как выдал оружие охранникам.
— — Это тоже маловероятно: охранники-то были трезвы и указали бы ему на просчет.
— — Они могли не заметить, господин Следователь.
— — Ну, хорошо, продолжайте. — неожиданно сдался Скептик.
Добряк и Злыдень промолчали — победа пришла к Францу подозрительно легко.
— — Далее 24-ый проник (с помощью ключей, взятых у охранников) на территорию Потока и расстрелял всех заключенных, кроме 12-го и 16-го; а последних, угрожая оружием, отвел к карцеру, приказал им лечь на пол и перерезал им глотки. Потом он быстро перенес тела в карцер и уложил на кровати — вся операция не должна была занять более десяти секунд.
— — А вы даже не проснулись? — язвительно поинтересовался Скептик, — Крепкий сон — признак чистой совести.
— — Проснулся, господин Следователь, но не сразу, и, поскольку трупы были укрыты с головой простынями, ничего не заметил.
— — Вы поразительно ненаблюдательны, мой друг.
Франц промолчал, не желая тратить немногие оставшиеся у него силы на бесплодные препирательства.
— — Я уснул опять; а 24-ый, вернувшись в камеру, обнаружил, что некоторые заключенные не убиты, а только ранены, и дострелял их.
Злыдень и Скептик, перебиравшие бумаги на своих столах, подняли головы. Добряк резко спросил:
— — Откуда вы знаете?
— — Что знаю?
— — Что некоторые из заключенных не были убиты наповал?
— — Догадался по пороховым отметинам на их телах — их приканчивали одиночными выстрелами в упор, да и винтовка, когда я ее нашел, была переключена с автоматического боя на одиночный.
Злыдень и Скептик опять опустили головы и зашуршали бумагами. Франц продолжал:
— — После этого 24-ый вернулся в карцер, приоткрыл дверь и разбудил меня каким-то звуком, а сам отправился в апартаменты Наставника (он понимал, что, рано или поздно, я обязательно туда приду). Он спрятался в спальне, намереваясь задушить меня, оттащить труп в изолятор, а потом представить дело так, будто я сам напал на него, но не рассчитал своих сил. Именно для этого он расстрелял все патроны и оставил нож в камере: иначе бы получалось, что я явился в изолятор вооруженным до зубов, и ему б никто не поверил, что он сумел меня одолеть.
— — И он не испугался оставить нож? — недоверчиво спросил Добряк. — Ведь вы могли прихватить его с собой, и тогда бы он не имел ни одного шанса. — Добряк посмотрел на остальных двух следователей, и те согласно закивали головами.
— — 24-ый демонстративно оставил на рукоятке ножа отпечатки своих пальцев — он понимал, что, увидев их, я ножа не коснусь. Он, видимо, собирался стереть отпечатки уже после того, как убьет меня; он даже мог принести нож в изолятор, коснуться рукоятки моей ладонью и унести обратно — что подтверждало бы его версию событий. Видимо, 24-ый был уверен, что справится со мной голыми руками … и, кстати, справился бы, если б мне под руку не подвернулся тот камень.
Скептик поднял голову.
— — Я должен предупредить вас, мой друг, — с лицемерной заботливостью сказал он, — что следов крови 24-го на камне не обнаружено — только мозги и кровь вашего Наставника. Ну и, конечно, отпечатки ваших пальцев.
— — Уж не хотите ли вы сказать, что я убил Наставника этим камнем, господин Следователь?
— — Конечно же, нет, подследственный. — снисходительно улыбнулся Скептик, — Я отлично знаю, что он был застрелен.
— — Так в чем же тогда дело? — на этот раз Франц решил настаивать на своем, — Я ведь объяснил, каким образом кровь Наставника оказалась на камне.
— — Я лишь хочу обратить ваше внимание, подследственный, — сказал Скептик с напускным сожалением, — что даже самые незначительные детали вашего рассказа не подтверждаются вещественными доказательствами.
Отвечать на это Франц не стал.
Силуэты следователей, будто вырезанные из черной бумаги, застыли перед ним.
Наконец, Добряк шевельнулся и спросил:
— — В своем рассказе, подследственный, вы сконцентрировались на описании действий 24-го …
— — Гипотетических действий 24-го. — поправил Скептик.
— — Хорошо, гипотетических. — Добряк откашлялся, — Однако, почти не уделили внимания его мотивам. Иными словами — зачем 24-ый все это сделал?
Франц опустил голову — он давно ждал этого вопроса, однако удовлетворительного ответа не имел.
— — Когда 24-ый на меня напал, он был стопроцентно безумен …
— — А до этого? — перебил Скептик, — Показался ли он вам безумным накануне событий, когда только появился в камере?
— — В камере я его видел около трех минут, — парировал Франц, — за это время диагностировать шизофрению не смог бы даже опытный психиатр.