Человек, который решил стать королем

— Что вы на это скажете? — спросил он по-английски. — Карнехан не умеет болтать на их наречии, так что пришлось ему стать моим слугой. Из него вышел недурной слуга! Ну как, не зря я четырнадцать лет бродил по этой стране? Ловко я с ними поговорил? В Пешаваре мы пристанем к каравану и дойдём до Джагдалака, а потом, может быть, нам повезёт обменять верблюдов на ослов и двинуться на Кафиристан. Волчки для эмира, боже всемогущий! Суньте руку под вьюки и пощупайте, что там лежит.

Я нащупал приклад от винтовки Мартини[36], потом ещё и ещё.

— Двадцать штук, — спокойно сказал Дрэвот. — Двадцать винтовок с патронами, запрятанные под волчками и глиняными куклами.

— Помоги вам Бог, если вас с ними поймают! — сказал я. — У патанов[37] «мартини» ценятся на вес серебра.

— Пятнадцать сотен — всё, что удалось выпросить, позаимствовать или украсть — все наши сбережения до последней рупии вложены в этих двух верблюдов, — сказал Дрэвот. — Нас не поймают. Мы пойдём через Хайбер с очередным караваном. Кто тронет бедного безумца-дервиша?

— И вы раздобыли всё, что вам нужно? — с изумлением спросил я.

— Ещё не всё, но скоро раздобуду. Дайте какую-нибудь безделушку в память о вашей доброте, брат. Вы оказали мне услугу вчера, а перед тем — в Марваре. Как говорится, с меня полцарства.

Я снял с цепочки для часов брелок с циркулем[38] и подал его дервишу.

— До свидания, — сказал Дрэвот, уважительно протягивая мне руку. — Теперь нам не скоро удастся пожать руку англичанину. Пожми ему руку, Карнехан! — крикнул он, когда мимо меня шествовал второй верблюд.

Карнехан свесился с верблюда, и мы обменялись рукопожатием. Затем верблюды двинулись по пыльной дороге, а я всё стоял и дивился. Ни единой погрешности не нашёл я в их облике. Сцена в караван-серае показала, что они безупречны и для туземного глаза. Возможно, они сумеют пройти неузнанными через Афганистан. Но дальше их ждала смерть — смерть ужасная и неминуемая.

Через десять дней наш туземный корреспондент в Пешаваре прислал письмо с текущими новостями, и заканчивалось оно так:

«Здесь было много веселья из-за одного безумного дервиша, который имеет намерение продать Его Высоч. Эмиру Бухарскому всякие ничтожные игрушки и безделушки, именуя их могущественными талисманами. Дервиш покинул Пешавар, примкнув ко второму летнему каравану в Кабул. Купцы были ему рады, ибо, согласно суеверию, подобные безумцы приносят удачу».

Итак, они уже были по ту сторону Границы. Я хотел помолиться за них, но тем вечером в Европе умер настоящий король, и мне пришлось сесть за некролог.

Колесо жизни вновь и вновь совершает одни и те же круги. Прошло лето, за ним зима, и снова пришли зима и лето. Редакция работала, я работал вместе с ней, и на третье лето всё вновь сошлось воедино: жара, ночной выпуск, напряженное ожидание, что сейчас о чём-то телеграфируют с другого конца света — всё так же, как в прошлый раз. За прошедшие два года умерли несколько знаменитых людей, печатные машины стали лязгать чуть громче, а некоторые деревья в редакционном саду стали выше на пару футов. Вот и всё что изменилось.

Я отправился в печатный цех, и снова всё повторилось так же, как той ночью. Вот только нервничал я больше, чем два года назад, и жара изводила меня ещё сильнее. В три часа я крикнул: «Печатайте!» и повернулся было к выходу, но тут к моему стулу подобрался человек — точнее, то, что осталось от человека. Спина изогнута дугой, голова ушла в плечи; ноги он переставлял косолапо как медведь. Трудно было разобрать, идёт он или ковыляет на четвереньках, этот замотанный в тряпьё, подвывающий калека, который звал меня по имени и кричал, что вернулся.

— Вы мне дадите выпить? — прохныкал он. — Ради всего святого, дайте же мне выпить!

Я вернулся в редакцию, и он приплёлся за мной, охая от боли; я подкрутил фитиль в лампе.

— Вы помните меня? — выдохнул он, падая на стул, и повернул к свету изуродованное лицо, увенчанное копной седых волос.

Я пристально вглядывался в него. Где-то я уже видел эти сходящиеся на переносице чёрные брови в дюйм шириной, но хоть убей, не мог вспомнить, где именно.

— Нет, не помню, — сказал я, протягивая ему виски. — Чем я могу вам помочь?

Он глотнул неразбавленного виски и затрясся в ознобе, хотя стояла удушающая жара.

— Я вернулся, — повторил он. — И я был королём Кафиристана, — я и Дрэвот — мы были коронованными королями! В этой комнате мы всё решили, а вы нас здесь посадили и дали нам книги. Я Пичи — Пичи Талиаферо Карнехан, а вы так и сидите здесь, с тех самых пор… о господи!

Я был крайне поражён и не сумел этого скрыть.

— Это святая правда, — с сухим смешком сказал Карнехан, баюкая обмотанные тряпьём ноги, — святая как Писание. Мы были королями, с коронами на головах — я и Дрэвот, бедолага Дэн… ох, бедный, бедный Дэн, который никогда не слушал советов, как я его ни просил!

— Держите ещё виски, — сказал я, — и держите себя в руках. Расскажите всё, что только вспомните, от начала и до конца. Вы перешли Границу на верблюдах: Дрэвот был одет безумным дервишем, а вы изображали его слугу. Вы это помните?