Сара – моя семья. Моя настоящая семья. Моя мать-алкоголичка не имеет права веселиться с Браунами.
— Жду не дождусь возвращения Кирилла.
Я слышу улыбку в голосе Сары, и прикрываю рот рукой, сдерживая крик, рвущийся из груди.
Хочу подойти к ней, но не могу в присутствии взрослых. Мне не хочется встречаться с матерью, и я не хочу, чтобы мистер Браун видел меня в таком состоянии. Грязного, в синяках.
Мне просто хочется схватить Сару за руку и убежать.
— Ты сможешь показать ему пару приемов карате, которые вы с Уиллом выучили за лето, — говорит её отец, отчего я перестаю дышать. Рыдания, заточенные внутри, преобразуются в бушующий огонь.
Уилл?
Я перевожу взгляд из стороны в сторону, словно ища объяснений, но ничего не нахожу. Она до сих пор с ним встречается?
— Замечательно, что ты нашла с кем провести время, пока Кирилл в отъезде, — моя мать открывает баночку Колы. — Думаю, расстояние пойдет вам на пользу. Вы слишком сблизились в последнее время, — она улыбается Саре, подталкивая её ногу своей ногой.
Сара смущенно отводит глаза.
— Гадость. Мы просто друзья, — она морщит нос.
Я не могу вздохнуть. Сажусь на землю, откидываюсь спиной на камень и опускаю голову. Не сейчас. Не поступай так со мной сейчас!
Качаю головой; грязь на моих ладонях смешивается с потом, когда сжимаю кулаки.
— Ты хорошая девочка, Сара, — слышу слова своей матери. — Наверно, я просто не умею обращаться с мальчиками.
— Воспитывать девчонок тоже сложно, Елена, — включается в беседу мистер Браун, выкладывая из корзины припасы для пикника. — Кирилл хороший парнишка. Вы вдвоем во всем разберетесь.
— Лучше бы у меня родилась девочка, — отвечает она.
Я зажимаю уши ладонями. Слишком много голосов. Голову будто в тисках сдавило, от которых никак не освободиться. В глазах жжет, хочется закричать.
Моргнув, посмотрел на чистую, сверкающую воду. Ноги моей не было в этом парке около трех лет. В четырнадцать я не сомневался, что именно здесь поцелую Сару в первый раз.
Однако позже это место стало лишь напоминанием о том, что я потерял. Или думал, что потерял.
В тот день я достиг предела, после которого меня уже ничто не могло разочаровать. Не осталось больше сил слушать, что я никому не нужен.
Поэтому закрылся в себе. Наглухо, мгновенно. Такие уж особенности у перемен. Они могут быть постепенными. Медленными, практически незаметными. Или внезапными, в результате которых ты даже не в состоянии представить иного исхода.
Сердце ожесточается не в результате того, что мозг оказывается на распутье, и тебе приходится выбирать, куда свернуть – налево или направо. Ты попадаешь в тупик, но все равно продолжаешь пытаться преодолеть препятствие, сорваться с обрыва, не в силах остановить неизбежное, потому что в действительности просто не хочешь останавливаться.
В падении есть свобода.
— Кирилл, — окликнул сзади нерешительный голос. Расправив плечи, я оглянулся. Ох, какого черта?
— Что ты здесь делаешь? — спросил у матери.
После чего вспомнил, что видел машину в гараже, когда вернулся с гонок. Я думал, она уедет на выходные, как обычно.
Ночь выдалась прохладная, поэтому мама, одетая в джинсы, свитер с длинными рукавами и коричневые сапоги до колен, обнимала сама себя. Её шоколадного цвета волосы были распущены, спадали по плечам.
Завязав с выпивкой, она привела себя в порядок, и теперь всегда выглядела отлично. И как бы мать меня не раздражала, я был рад, что похож на нее. Не думаю, что выдержал бы, видя отцовские глаза в зеркале каждый божий день.
Максу повезло меньше.
— Входная дверь была открыта, — она подошла ближе, изучая мой взгляд в надежде найти лазейку. — Я слышала, что произошло между тобой и Сарой.
Ну уж нет.
— Откуда, черт возьми, ты узнала, что я тут?
Её неуловимая улыбка меня озадачила.
— У меня есть свои ресурсы, — пробормотала мама.
Интересно, какие же, потому что особым умом она не блистала.
Она присела рядом со мной; наши ноги свисали с края небольшого утеса в полутора метрах над водой.
— Ты несколько лет сюда не приходил, — мать вела себя так, будто меня знала.
— С чего ты это взяла?
— Мне известно гораздо больше, чем ты думаешь, — ответила она, глядя вниз на пруд. — Я знаю, что сейчас у тебя проблемы.
— Ох, да брось ты. Не прикидывайся заботливой мамочкой, — я поднялся с земли.
— Кирилл, нет, — мама тоже встала, повернувшись ко мне лицом. — Я ни о чем не стала бы тебя просить, но выслушай меня. Пожалуйста, — её тон, шаткий и непривычно серьезный, выбил меня из колеи.
Я лишь втянул щеки и сунул руки в карманы толстовки.
— В прошлом году, после твоего ареста, — начала она. — И после моего возвращения из реабилитационного центра, я предложила тебе выбрать одну вещь… одну идею, на которой ты бы мог фокусироваться день за днем. Нечто, что ты любишь, или то, что помогает тебе сосредоточиться. Ты так и не сказал мне, что выбрал, но примерно в тот же период времени тайком сделал себе новую татуировку, — мама дернула подбородком в мою сторону. — В виде лампы. У тебя на руке. Почему именно лампа?
— Не знаю, — солгал я.
— Нет, знаешь. Почему? — возразила она.