Человек на войне (сборник)

– Занимало меня, знаешь, – почему войны бывают. Ведь войны были во все времена и, наверно, у всех народов. Даже на Небе война была, это когда Архангел Михаил сатану победил и с Неба выгнал. В чем тут загвоздка? С одной стороны, горе немереное – кровь, убийство, насилие, разврат, разорение. А с другой – все, что Бог допускает на Земле, это для блага человека. Где же тут благо, думаю. Расспрашивал, как я видел, не глупых, не пустых, понимающих жизнь людей. При Сталине по лагерям много толкового народа сидело, было с кем поговорить, кого расспросить.

И что получается… что я понял… и по их разъяснениям, и по тому, что сам видел… И в других видел, и в себе… Я же мальчишкой, до войны, ух каким атеистом был! Только что не воинствующий безбожник, были и такие организации в школах.

Первое, это наказание, кара Божия за грех народа, когда все грешат, весь народ. Или одни грешат, а другие не протестуют, сочувствуют или завидуют тем, кто грешит.

Второе, возрождается национальный дух, сплачивается народ, все мелкие и даже не мелкие, но и серьезные распри и раздоры отходят на задний план, а главным становится выживание нации.

А третье, и я думаю, это самое главное: во время войны душа человеческая к Богу лицом разворачивается. Люди больше Бога ищут и к вере чаще идут. В войну так и было – люди в церкви пошли, а потом и закрытые церкви открывались.

Когда смерть постоянно ходит рядом и нет от нее спасения ни молодым, ни пожилым; ни сильным, ни слабым; ни умным, ни простым – никому. И не знаешь, когда старуха с косой за тобой придет и тебя приберет – завтра, через месяц или через минуту, даже самые отъявленные атеисты начинают задумываться: а что их ждет по ту сторону смерти… И стараются подготовиться к тому, что там будет.

И чем больше люди от Бога отворачиваются, тем страшнее войны.

Но я видел: не только те, кто на передовой ежеминутно смерти в глаза смотрят, но и живущие в тылу о Боге задумываются. Почему так – не знаю, но это так. Наверное, потому, что за своих детей боятся, и вера в Промысл Божий – это единственная надежда, которая остается человеку, когда смерть рядом, пусть не с тобой, но все равно, с твоими близкими или друзьями, и когда ее, смерти, так много, что… что она… как бы точнее выразить… ну, вроде как самая главная в жизни становится. Да, наверно, так. Смерть во время войны становится самым главным в жизни, ее надо уважать и встречать уважительно. Для всей страны или даже для каждого отдельного человека.

Вот и я из таких. Если б не война, я б, наверно, так и думал, что Бога нет.

И еще одно, я считаю… Во время войны – все войну клянут, а после… после я часто слышал: в войну все было просто и ясно – тут свой, там враг, этот надежный человек, тот трус; один в трудном бою командование на себя возьмет и людей к победе приведет, а другой лишь с виду крепок, а внутри с червоточинкой, в трудную минуту и спасовать, запаниковать может.

А в мирное время все спутано и перемешано: друзья предают, честные люди с подлецами братаются, а жизнью нередко прохвосты правят.

Послесловие

Года полтора спустя, незадолго до Нового, 1980-го, года приехал в Ленинград из енисейских краев начальник нашей геологической партии Иван Иванович Атласов. Не то фонды и технику выбивать на следующий полевой сезон, не то еще по какой надобности, сейчас уже достоверно не помню. Как водится в среде сибиряков, налепили мы домашних пельменей, по сотне на едока, сварили их в бульоне с целой большой луковицей и с другими приправами, налили по полному стакану чего под пельмени полагается, а там, после первой миски, когда зуд желудка на пельмени слегка приглушился, разговор начался. Воспоминания потекли.

Работа в поле в геологических экспедициях вспоминается с тем же неиссякаемым интересом, как и служба в армии.

Вспоминались события и драматичные, и курьезные. И люди, которые в отдаленных северных экспедициях – одно из наиболее ярких явлений: народ в подавляющем большинстве своем не без накипи и коросты, зато каждый из них – личность. Одного вспомнили, и другого, и третьего.

– А помнишь Герасимова, печника нашего? – спросил Иван Иванович.

– Чё ж не помнить, помню, конечно.

– Умер недавно.

– Вот так. Мое удивление оказалось пророчеством – полтинника он не изжил.

– Тихо умер, у себя дома. Ночью, во сне. Предчувствовал, видно, смерть. В последнее время у всех знакомых прощения просил. В церковь стал ходить, а потом, когда совсем ослабел, батюшка к нему приходил, давал ему с ложечки вино и хлеб, Причастие, по-моему, называется… – Вопросительно взглянул на меня.

В ту пору я церковных названий не знал и мимо храмов ходил с равнодушным умом и спящим сердцем.

– Наверно, не знаю точно.

– Вроде бы Причастие. И что интересно, не так уж мало денег у него после смерти нашли. Оказывается, жил он на побочные заработки, а из своей пенсии на себя ни копейки не тратил, откладывал. Хотел у какого-нибудь скульптора заказать памятник тем ребятишкам, которые в войну не вернулись из разведки!