Человек на войне (сборник)

Потом приказала Микко, чтобы он положил сено в ясли корове и овечкам, да дал бы аккуратно, не трусил на пол, а если упадет какой клочок, чтоб не оставлял на полу, а поднял и положил в ясли. Сама же насыпала ячменя курам. Когда все исполнил, вручила горящую лучину и две впрок, с наказом сидеть и светить, пока скотина не напьется, а куры не насытятся, да с огнем быть аккуратнее, чтобы хлев не спалить. И забрав пустые ведра, вернулась в дом, готовить скотине пойло на завтрашнее утро, а для Юлерми и Микко еду на весь следующий день.

Микко вернулся в дом и доложил Ирме:

– Все. Лучинки сгорели.

– И я заканчиваю. Пойло на завтрашнее утро готово. Сущик варится. Быстро сегодня управилась. И не мудрено, четыре руки не две. Вот сущик доварится и пойду, дома дел тоже хватает.

Помешала уху, попробовала.

– Нет, не разварилась.

– Если только из-за ухи, то чего ждать. Сущика доварить и я смогу.

– Правда, умеешь? – испытала Ирма.

– Варил. И не раз.

– Тогда хозяйничай сам, а я пошла, – согласилась было Ирма. – Нет, погоди… лучше я дождусь, посмотрю, как у тебя получится.

Когда Микко доложил о готовности кушанья, Ирма сняла пробу в две ложки, первую – на готовность, приподнимая губы, ловила зубами то картофелину, то крупинку, проверяла, хорошо ли разварились, вторую, долго причмокивая и перекатывая во рту, – на вкус.

Одобрила:

– На соль угадал, молодец.

И ушла.

Микко подкинул дров в печку, принес еще охапку на завтра и уложил их подсохнуть. Посидел у жаркой печки. Разморило, потянуло в сон. Но дождался, когда догорят дрова.

Юлерми все еще не было. Закрыл трубу, налил воды в рукомойник – исстари у карел непростительным делом, даже грехом, считалось оставить рукомойник без воды на ночь – задул лампу и полез на лежанку спать.

* * *

Скоро уже, через несколько дней Новый год. Этот праздник они всегда справляли семьей. Разумеется, насколько это возможно в коммунальной квартире. Квартира, где они жили, была небольшая, всего три съемщика, жильцов по прописке восемь, а постоянно жили лишь шестеро. Миша с папой и мамой, и Костя с родителями. А Федосеенко, дядя Юра и тетя Лариса, приезжали раз в два года, брали отпуск через год, потому что работали на Севере. В начале лета приедут, привезут всем, всей квартире, подарки. Кому что, а Мише всегда привозили одну большую, трехкилограммовую, и несколько маленьких банок сгущенки. Из большой Миша сгущенку ложкой ел, в кипятке разводил или в чай добавлял, а маленькие дядя Юра научил его варить. Такая вкуснятина эта вареная сгущенка!

Побыв в Ленинграде с неделю, точнее, пробегав эту неделю по магазинам, дядя Юра и тетя Лариса уезжали на юг, откуда возвращались уже в сентябре. И снова, неделю-две пожив в Ленинграде, уезжали на Север, чтобы вернуться почти через два года. А однажды они приехали раньше обычного, к майским праздникам, и привезли с собой огромную, чуть не во весь стол, серебристую рыбину с темной макушкой и пятнистыми щеками, и очень вкусную. На весь праздник одной рыбины хватило.

Кухня у них, для такой квартиры, была огромная, двенадцать квадратных метров. На праздник сдвигали семейные столы, преображали их большой скатертью в один общий, квадратный, и накрывали его в складчину.

А в последний свой Новый год, перед уходом в армию, Костя пригласил на праздник Аллу, и, честно говоря, Мише это не очень-то понравилось. Костя весь вечер только на Алку смотрел, а она на него. И за столом недолго просидели, вскоре после того, как по радио пробили куранты, ушли гулять, и Миша так и не дождался, когда Костя вернется, уснул.

Первое мая и Седьмое ноября Миша отмечал у Илюхи Ковалева. Потому что Мишины папа и мама всегда в эти дни работали, дежурили весь день, до самого вечера. Утром все, Миша, Илюха, его родители и его дедушка, участник Гражданской войны, шли на демонстрацию. Размахивали красными флажками, разноцветными шарами, кричали «Ура!» и «Да здравствует…»

Вернувшись с демонстрации к Ковалевым, все садились за стол. Еще раз поздравляли друг друга с праздником, провозглашали тосты за Родину, за счастье товарища Сталина, благодаря его заботам жизнь улучшается, а доказательства вот они, на столе и в кошельках. Мужчины пили водку, женщины вино, а дети ситро и чокались своими стаканами с рюмками старших.

И было в праздники на столах много всего вкусного и превкусного, но это лучше опустить и забыть. А вспоминать, только душу себе травить.

И чтобы не видеть в памяти праздничного застолья, Микко натянул полушубок на голову и постарался побыстрее уснуть.

* * *

Утро, едва забрезжил рассвет. На лесную лыжню выходит человек в маскхалате, со шмайссером на груди – боец советской разведгруппы. На мгновение притормозил у разбитой грозой сосны, неуловимым движением забрал оставленные Микко палочки и заскользил дальше. На ходу перебирает и запоминает: еловых – одна, осиновых – одна, березовых – шесть, ольховых – четыре…

Пересчитав все и запомнив, разбросал. А через две-три сотни метров свернул с лыжни, углубился в лес.

* * *

Когда Микко проснулся, Юлерми в доме не было.