В 1539 году Робер становится королевским типографом. Под покровительством Франциска I начинает готовить капитальное издание Библии на древнееврейском языке. По его инициативе король заказал Клоду Гарамону – автору известного нам шрифта
В 1547 году умирает его покровитель король Франциск, на трон садится Генрих II – тот самый, что опасался Реформации, – и Этьенна начинают преследовать: запреты на публикации и продажи следуют один за другим. После нескольких поездок в Швейцарию Этьенн решает перебраться в Женеву – обстановка в Париже становится совсем недружелюбной, и уже понятно, что при новом короле работать ему не дадут. Особенно после того, как он в 1550 году перешел в кальвинизм. В Женеве Робер без всяких проблем издал и свою греческую Библию, и даже ее французский перевод, чего в католической Франции ему никогда не удалось бы сделать. Да, в Женеве тоже была цензура, но несравнимо мягче парижской. За свою карьеру он выпустил 11 изданий Библии и 12 изданий Нового Завета – на разных языках.
В те времена в Швейцарию бежало много немцев и особенно французов. Местные приветливо встречали их, говорили „Bienvenue!“ или „Herzlich Willkommen!“ – смотря с какой стороны появлялись эмигранты. Люди-то бежали не простые: богатые торговцы, искусные мастера, выдающиеся ученые, талантливые художники и поэты. Такого понятия, как «утечка мозгов», еще не было, но, похоже, швейцарцы уже начали что-то подозревать о «человеческом капитале». Типография, привезенная Робером, стала одной из крупнейших в Женеве.
Однако – что удивительно для маленькой провинциальной Швейцарии – даже не самой крупной: из 18 женевских типографий две имели, как и у Робера, по четыре пресса.
Типографией в Париже остался управлять брат Робера Шарль, который принял и титул королевского типографа. Туда же – против воли отца, лишившего их наследства, – возвратились некоторое время спустя сыновья Этьенна Робер II и Шарль II. А универсальным наследником Робера в Женеве стал его сын Анри. Вместе они создавали монументальный труд – греческий словарь
К 1500 году, всего полвека после изобретения Гутенберга, в Европе была почти тысяча типографий[79]
, и за следующие полстолетия их количество еще выросло. Однако к 1550 году подавляющее большинство этих типографий – мелкие предприятия с одним прессом, просто печатающие на заказ. Сколько-нибудь крупных издателей, которые не были бы при этом печатниками, тоже не наблюдается. И рассказанные выше истории подтверждают: информационную революцию совершают именно такие люди, как Кобергер, Мануций, Этьенн. Они делают историю. В то же время мы видим, что их, безусловно, значимая роль в развитии книгопечатания ограничивается, по сути, отдельными аспектами. А кроме того, вокруг имеются – хоть их и немного – типографии таких же размеров, успешно приносящие прибыль обычной печатью заказов, без всякого визионерства.КОЛИЧЕСТВО ИЗДАНИЙ КРУПНЕЙШИХ ТИПОГРАФОВ XV–XVI веков
Плантен объединил в себе деловую хватку и практичную бизнес-стратегию Кобергера, гуманистический подход, научность, инновационность и идею о доступности книг Мануция, вхожесть в высшие круги, широкий репертуар и лингвистическую одержимость Этьенна. И вывел эту смесь на качественно новый уровень, добавив кое-что важное от себя. Количественно это также был новый уровень: он один напечатал намного больше изданий, чем три его великих предшественника, вместе взятые. Его биография – квинтэссенция биографии настоящего типографа, воплощение образа книгопечатания того времени. Если бы Плантена не существовало – его даже стоило бы выдумать для какого-нибудь романа, действие которого происходит в этом историческом периоде и вертится вокруг темы книг. Он – как собирательный образ, воплотивший в себе все самое важное и интересное.