Человек не сдаётся

Жалость к сыну, тревога за него новой болью опалили ее материнское сердце. Ох, как не хотелось Наталке, чтобы сын ее, кровинушка ее, познал муки неразделенной любви… Ведь Маринка встречалась с Федотом: Наталка сама видела, как Федот в обнимку стоял с Маринкой у ярчуковского подворья, видела маленькую фотокарточку Маринки, которую прятал сын в обложке своих водительских документов. Да и всему селу известно, что Маринка — невеста Федота!.. И вдруг возвратился из армии Андрей Ярчук…

Или, может, зря она беспокоится? Может, мнится ей нависшая над сыном беда только потому, что сама она не узнала, что такое любовь?..

Вспоминается Наталке отец Маринки — Саша Черных. Разве в первый раз вспоминается?..

В ту далекую военную весну, когда Кохановка была в оккупации, Саша часто заходил к Сереге. И всегда, когда он появлялся в их хате — высокий, широкогрудый, со смелыми черными глазами и открытой улыбкой, — Наталка со счастливым страхом прислушивалась к тому, как разливается в ее груди трепетная радость. Она не догадывалась тогда, что значила эта радость, не понимала, почему Серега гневно посматривал на нее, а Сашу спешил выпроводить из хаты. Теперь знает: быть беде, если б Саша Черных не исчез из Кохановки, быть…

Наталка не раз ловила себя на мыслях о Саше. Столько лет пролетело после войны, а ей не хочется верить, что Саша погиб… Пропал без вести. Эти страшные слова все-таки оставляют хоть капельку надежды. Ведь отец Наталки тоже пропал без вести, а она не перестает ждать его. Ждет отца и ждет Сашу… Зачем ей Саша, чужой муж? Зачем? Почему она всегда с такой сердечностью встречает дочку Саши — Маринку? Почему ей так хочется, чтоб Федот женился на Маринке?

Много «почему»… И не потому ли ей так тревожно сейчас, когда видит она, что Маринка отдаляется от Федота?

11

Багрово-синие шрамы — следы давно минувшей войны — напоминали Павлу Ярчуку о себе неуемно-сверлящей болью только перед слякотным ненастьем. А боль от душевных ран, от всего виденного на смертных фронтовых дорогах, от пережитого, что когда-то леденило кровь, кажется, умерла совсем. Только иногда воскресала в снах, заставляя сердце Павла захлебываться в тяжком удушье. Но таилась в груди одна рана, неподвластная времени. Каждый раз, когда встречал он Настю или ее дочь Маринку, когда проходил мимо их опрятной хаты-белянки, возведенной до войны крепкими ручищами Саши Черных, рана начинала кровоточить, и чувствовал себя Павел так, будто надышался чадом.

Не вернулся Александр Черных с войны. «Пропал без вести», — скупо гласила казенная бумага, которую получила Настя из партизанского штаба после освобождения Подолии от оккупантов. Пропал… В Кохановке только один Павел Ярчук знает, где и как пропал Черных — тот самый высокий черноликий Саша, что отнял у него Настю — его первую, трудную, неотлюбленную любовь. Но это тайна. Даже Настя о ней не ведает. А может, сердце подсказывает что-то Насте? Иначе почему она при встречах с Павлом смотрит на него своими еще не выцветшими синими глазами так тревожно-выжидательно, с таким покорством и бледной просительной улыбкой?

Произошло это в мае тысяча девятьсот сорок пятого на юге Австрии. Готовился штурм укрепившейся в горах сильной группировки врага. На всю жизнь запомнился Павлу Ярчуку канун того страшного боя.

Командира пулеметного расчета сержанта Ярчука с группой однополчан вызвали на командный пункт для вручения наград. Небольшая, чуть выпуклая полянка среди зеленых колченогих кустов, выросших на каменистом грунте, была усеяна красными маками. Они беспечно пламенели под солнцем, радуя глаз и тревожа сердце. Павел стоял в строю на краю поляны, смотрел на маки и удивлялся, как их не вытоптали солдатские сапоги. Ведь рядом блиндажи командного пункта, то и дело пробегали офицеры, связисты.

Награды вручал сам командир дивизии — грузный генерал с желтым, усталым лицом и озабоченными глазами. На середину поляны вынесли стол, покрытый красной, будто сотканной из маков, материей. Рядом — знаменный взвод с расчехленным боевым знаменем, цвет которого чуть-чуть темнее маков, словно время и угар боев усадили на нем краску, сделав полотнище нетленно-вечным.

Каждого награжденного вызывали к столу, вручали орден или медаль, поздравляли, а затем подносили кварту доброго австрийского вина.

То ли от торжественности обстановки, то ли от того, что сегодня Павел Ярчук становился полным кавалером ордена Славы — вторым человеком в полку, заслужившим три таких ордена, он внезапно почувствовал, что спазма сдавила ему горло, а глаза горячо затуманились от слез. Павел стал глубоко вдыхать пряный воздух: боялся, что товарищи заметят его слабость и что он не сумеет на поздравление генерала четко и гордо ответить: «Служу Советскому Союзу!»

— Сержант Ярчук Павел Платонович! — будто из-за стены услышал Павел басовитый голос командира дивизии и не сразу понял, что вызывают именно его.