Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории

Зарядку его заставляла делать мама. С каких пор, Петя уже не помнил. Кажется, всегда. Это было неизбежным третьим пунктом после «пописать» и «умыться». Или первым – если считать вставание. Мать требовала от него, чтобы он обязательно вставал на кровати, поднимал руки и потягивался. Зачем это было нужно, Петя – тогда еще Петюня – не понимал, но делал: ослушаться маму было немыслимо, да и сложности в этом никакой не было. Однако лет с восьми у него с этим потягиванием начались проблемы: мучила утренняя эрекция. Через какое-то время это стало кошмаром: нужно было как-то сбить ее до прихода мамы и обязательного потягивания. Он понимал, что, если мама увидит выпуклость на его пижамных штанишках, случится что-то ужасное. Что именно – тут его воображение отказывало, это было слишком страшно. Однажды он не смог совладать с собой, пришлось притворяться больным. Мать его раскусила, но решила, что все дело в школьной контрольной… Проблему он решил способом постыдным, но работающим – проснуться пораньше и раз-раз-раз под одеялом. Странно, но вскоре после этого мамины визиты к кровати прекратились. Стыдная привычка, однако, осталась. В последние дни Васечкин ей не предавался – не при Сталине же заниматься такими вещами. Но в ближайшее время это могло стать проблемой.

Что касается самой зарядки, с этим у него тоже было неважно. Все эти махания руками, приседания и наклоны были какими-то безумно скучными и бессмысленными. Никакой пользы Васечкин от всего этого не чувствовал. А вот неприятного было много. Например, пот. Васечкин терпеть не мог ходить липким и вонючим. При этом потел он от зарядки как-то серединка на половинку: не так, чтобы совсем не потеть, но и не так, чтобы бежать под душ. К тому же лезть под душ с утра было некогда – надо было успеть в школу, потом в институт, мать покрикивала-погоняла, у него спросонья все валилось из рук, и тратить драгоценные минуты на ерунду было просто невозможно. В результате он с самого утра чувствовал себя липким, и все из-за гребаной зарядки. Он пытался делать все вполсилы, но мать приглядывала: заставляла стараться, тянуться, выкладываться.

Школьная физкультура была одним из самых ненавистных уроков. И опять же, ничего такого особенно тяжелого не было – дурацкий бег по кругу, какие-то глупые наклоны, турник. С потолка физкультурного зала свисали канаты, но лазить по ним – единственное, что вызывало у Пети интерес – запрещалось. В раздевалке было темно, грязно и воняло все тем же потом. В расписании физру всегда ставили первым уроком, что портило настроение на весь день.

В институте было примерно то же самое, за исключением того, что Петя прогуливал физру, как только мог. Зачеты приходилось как-то сдавать. Воспринимались они как лишний гемор – сессии и без того были тяжелыми, а тут еще и это.

Что-то вроде интереса к подъемам-переворотам и прыжкам с отжиманиями у Васечкина появилось, когда настала эпоха фитнес-центров, качалок и мужских журналов про мускулы. Интерес был, правда, чисто теоретическим. То, что у него вместо телосложения – теловычитание, Васечкин знал и так. Если он об этом забывал, ему напоминала Маша: она любила нагружать его по случаю физической работой, а потом посмеиваться на ту тему, как он пыхтит, потеет и как настоящий мужик сделал бы все за минуту одной левой. Как-то раз Васечкин огрызнулся – спросил, а почему она все время запрягает его, а не настоящих мужиков. Маша отбила его претензии влет – просто сказала: «Зая, ты такой смешной, когда куксишься». Фраза была смертельной и неубиваемой, Васечкин даже не смог сказать, что не куксится, препятствовала грамматика – нельзя же сказать: «Я не куксюсь», очень уж смешно звучит… Но, в общем, к обычным Петиным мечтаниям прибавилась мечта качнуть мышцу. Как-то раз он поделился ею с Лаврентием – впрочем, тогда он был еще Русич. Тот отнесся к такой идее с одобрением и даже затащил друга в спортзал.

В спортзале Пете не понравилось. Там было тесно и к тому же воняло как в школьной раздевалке. Ходили какие-то стремные мужики с бицепсами и татухами, которые Васечкина своим видом пугали. Куда идти и что делать, ему никто не объяснял. Буй-тур Русич разбирался в происходящем немногим лучше, но старался держаться уверенно. Для начала он отправил Васечкина жать вес. У скамьи со штангой, устрашающей своими блинами, стояла очередь из трех мужиков. Мужики обсуждали непонятное. Васечкин маялся и не знал, куда себя деть. Когда дошла очередь до него, он настолько застеснялся, что не посмел даже прикоснуться к штанге – ощущение было такое, что сейчас все сбегутся, будут тыкать в него пальцами и ржать как кони. Он попытался тихо улизнуть, но Русич его поймал и отправил на гантели.