Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории

На гантелях Петя почувствовал себя почему-то свободнее – они не вызывали такого ужаса, как штанга. К тому же там никого не было. Стараясь казаться настоящим мужиком, Петя взял блины потяжелее. Дальше нужно было лечь и махать ими в разные стороны. Несколько раз у Васечкина это получилось, потом в левом плече что-то заболело. Петя решил, что у него все получилось (он слышал, что заниматься надо до боли и изнеможения), и хотел было уйти. Однако Русич был неумолим и погнал его на скамью для пресса. После нее у Пети заболел еще и живот.

Последним испытанием был тренажер для ног. Туда Васечкина не пустили – появился страшного вида мужик и бросил, как плюнул: «Я тут делаю». Красный как рак, Петя быстро оделся – рубашка липла к потному телу, было противно – и ушел. Плечо болело еще неделю, потом вроде как прошло.

Последний припадок физкультурного интереса Васечкин испытал где-то полгода назад: с очередного заработка купил в «Спортмастере» разборные гантели. Он едва дотащил их до дома. С тех пор они лежали под кроватью и мешали пылесосить.

Все эти воспоминания табуном пронеслись в Васечкиной голове.

– Да, – сказал вождь народов. – Нэ харашо савсэм. Пайдем длинным путем. В три часа сэгодня будешь дэлать гантэли. А пака ти будеш работать.

До трех часов Петя совершенно извелся. Воображение рисовало ему, как он, хрипя, приседает из последних сил с тяжеленным Сталиным на шее. От страха он съел еще две тарелки супа. Когда он доедал вторую, вождь народов проявился снова и сказал два слова:

– Арэшки купы.

Работа все равно не шла, и Васечкин охотно пошел в магазин. Где, поразмыслив, взял стограммовый пакетик арахиса, стоивший двести семьдесят. Еще сто восемьдесят ушло на фундук – почему-то захотелось, чтобы орешки были разные. Наконец, триста двадцать рублей стоили перчатки для фитнеса, купленные в небольшом магазинчике рядом. Эта покупка Петю странным образом обрадовала: в отличие от гантелей, перчатки как бы символизировали серьезность намерений. Даже предстоящая пытка – Васечкин не сомневался, что Сталин заставит его тренироваться до ломовой усталости и дикой боли в руках – казалась какой-то осмысленной, что ли. Петя представил свою руку в перчатке, сжимающей гриф. Это было красиво, и только насмешливое сталинское хмыканье вернуло Васечкина на землю.

В три часа Васечкин – в трусах и майке – раскладывал диван: Сталин разрешил заниматься на нем, лежа поперек и спустив ноги. Это выглядело глупо, но все-таки было лучше, чем ничего. Потом пришлось раскрутить гантели: Сталин велел снять лишние диски, оставив по два с половиной кило на каждом. Потом он настоятельно порекомендовал найти маленькую подушку под голову. Большая подушка, бамбуком набитая, на которой Васечкин спал, его почему-то не устраивала. В конце концов Петя полез в шкаф и вытащил оттуда бабушкину тоненькую подушку. Бабушка называла ее «думкой» – смешное слово осталось в памяти. Подушка была тонкая и жесткая, но Сталин ее одобрил. Он также велел закрыть окно (со словами «холадна, мышце плоха») и покрутить кисти рук и локти туда-сюда.

Наконец настал момент истины: Васечкин сел, положил гантели перед собой, взялся за них, а потом по команде Сталина опрокинулся на спину, занося железки к груди. Не забыв очередной раз подумать, до чего же смешно и нелепо он сейчас выглядит.

– Дэлай раз, – разрешил вождь народов.

Петя постарался раскинуть руки с гантелями как можно шире. Было тяжеловато. Сталин тут же его отругал за неправильное положение руки и велел ее чуть согнуть в локте. На следующей попытке выяснилось, что руки сами сгибаются в локтях. На третий раз вроде бы получилось нормально.

– Хватыт, – сказал Сталин. – Вставай. Убырай все.

Петя очумело потряс головой. Он был уверен, что Сталин заставит его заниматься до изнеможения. Ощущение было, однако ж, неприятным – будто его обманули.

Тело тоже отозвалось каким-то недовольным чувством, сильно напоминающим разочарованный вздох, только мышечный.

Вождь народов все это каким-то образом услышал.

– Нэт, – сообщил он. – Нэ нужна, чтобы ты заибалса. Нужна, чтобы ты занымался. Но ты нэ можэш. Твой тэло баитца. А если он баитца, он нэ будэт дэлать то, что баица. Толька если будэт баяцца большэ чэго-та другова. Напрымэр, пабоев. Если ыз тэбя дэлать раб, надо бит. Штоб научит тэло слюшаца. Но в тваем случаэ это нэ вариант. Пайдем длынным путем. Ти завтра тоже разложиш дыван и сдэлаеш тры раза упражнэные. Нэ болшэ. Болшэ я запрэщаю.

– Зачем? – не понял Васечкин.

– Штоби твой тэло понял – нычего страшнаго ему нэ будэт. Пока тэло не поймет, он нэ будэт дэлат упражнэний. Ано будэт делат сабатаж. Мы, балшевики, этава очен нэ любим. Иды.

Все это Васечкин не очень понял, но благоразумно решил не спорить. Вместо этого он решил съесть еще борща.

Борщ пошел хорошо, но однообразие стало уже надоедать. Тогда он попросил Сталина научить его жарить мясо.

– Нэт, – сказал Сталин. – Сначала иишница.

Васечкин хотел было обидеться: яичницу он все-таки делать умел, и даже с наполнителем. Проблема в том, что он не любил яичницу. О чем он вождю народов и сообщил.