Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории

Так или иначе, последние слова Малакия надобно было выслушать по-любому. Отходя, старец мог поведать ценную информацию, касающуюся грядущего.

Старец возлежал на козетке-суковатке, соборованный и причащенный по греческой моде. Однако по виду и запаху его было ясно, что жизни ему осталось с гулькин уд.

– Подойди… – прохрипел старец с густым новогреческим акцентом. – Грядущее прозреваю… грядущее…

Алексей Михайлович с неподобающей в его должности прытью порскнул к скорбному ложу и склонил ухо над беззубым ртом.

– Скрозь века зрю… – бормотал старец. – Вижу, царь, державу твою… Произрастет она и многоплодна будет, аки яблуки земляные, сиречь бульбы пататныя…

О бульбах пататных молодой царь не очень понял, но продолжал прислушиваться со всем вниманием.

– Велика и обильна будет земля русская… могуча… многосильна… – Старец неожиданно откашлялся и другим, строгим голосом поведал: – Вот только в Европу она не войдет и цивилизационного единства с ней не обретет никакоже.

Царь нахмурился. Несмотря на явное еретичество и постоянные обиды, чинимые европейскими державами московскому царству, европейские достатки и лайфстайль ему были вельми по нраву. В мечтаниях своих он видел Русь полноправным членом европейской семьи народов.

– Нет ли все ж какого средства войти в Европу? – прошептал царь на ухо умирающему старцу. – Хучь через афедрон?

При слове «афедрон» старец несколько оживился, в стекленеющих глазах прорезался отблеск благодати.

– Зрю… Проницаю… Есть средство… Надобно, – прошептал он, – овладеть единым градом… Не простым – царевым… Войско послать туда и овладеть силою! А после того, – голос старца неожиданно окреп, – престол туда перенести и столицу поставить! Тогда и станет Русь европейской державою! Но помни – ни ты, ни преемники твои сего совершить не в состоянии! Триста лет силы копить надобно… Но овладеем, на то воля Божья есть! Одно потребно – град царев Царьградом наречься должон! И столицу туда перенесть! Иначе не выйдет ничего, кроме сраму… – Старец завалился назад и перестал дышать.

– Чудное дело, – думал молодой государь тем же вечером, записывая на тайные пергамены откровение святого старца. – Ну да – сдюжим. Завещаем сие великое дело грядущим поколениям государей русских.

Решительным жестом запечатав пергамен царской печатью, он сложил его в палисандровый ларец с выжженным клеймом «Хранить вечно».

1746 год по новому календарю

Императрикс Елисавета Петровна, дочь Петра Великого, готовилась к очередной ассамблее, единовременно с тем решая важные государственные дела. Впрочем, изрядной важности им она не придавала, рассчитывая на разумение своих доблестных аматеров, в особенности – Разумовского, Воронцова и Бестужева. Сии мужи, во многом друг с другом несогласные, тем не менее произвели множество полезных мероприятий, от исправления славянской Библии и до изгнания иудеев, этой извечной язвы государства Российского.

На сей раз вопрос был внешне малозначительным: продолжающийся в державе Российской недостаток соли. Однако это куриозное обстоятельство побудило государыню оставить рассмотрение доставленного из Голландии голубого шелкового платья, кое стимулировало ее фантазию, и предаться раздумьям. Бароны Строгановы, главные поставщики сего нужнейшего продукта, юлили и отговаривались, поставляли выварок на треть меньше потребного, задирали цены сверх нужного и ярили народ. Эльтонская соль не решала проблемы: по чумацкому шляху озоровали калмыки и примкнувшие к ним одичавшие русские военные части, так что доставленные серые выварки оказывались вдвое дороже чистяка строгановской выделки. В воздухе ощутимо пахло народным возмущением.

– Государыня, позвольте, – так запросто, без чинов, мог войти к ней только Разумовский, тайный ея супруг.

– Что у тебя, зайка моя? – прощебетала императрикс, воровато оглянувшись.

– Пупсик, киса, – ласково улыбнулся Разумовский, – я тут выяснил кое-что интересное. Видишь ли, мне проела всю плешь соляная проблема. Посему я приказал доставить мне все документы, касающиеся истории соляного снабжения нашей державы со времен царя Иоанна. Мне снесли пуд документов, по большей части малоценных. Но в делах, касавшихся соляных бунтов времен Алексея Михалыча…

– Тишайшего? – уточнила императрикс, отвлекаясь от пригрезившегося ей прекуртуазнейшего фасона с открытой спиной, грудью, руками и животиком.

– Его самого. Так вот, я обнаружил там интереснейший манускрипт… – Он протянул своей тайной супруге палисандровый ларец с выжженным клеймом «Хранить вечно».

Императрица извлекла пергамен и углубилась в чтение.

– Ну, – наконец сказала она, – это многое объясняет. Держава у нас растет, а евроинтеграции что-то не видно. Значит, нужен царь-город? Сейчас не до того, а вот преемникам завещаем. Тем более там сказано, что сей град нам обещан Богом и непременно будет наш. Ларец сбереги, – велела она. – А теперь зашнуруй-ка мне сзади…

1846 год от Рождества Христова

– Государь, поляки усмирены, Краков пал, – доложил ординарец.