Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории

Потом Муравей вытащил холщовый мешок. Развязал тесемки и извлек ссохшийся бурый предмет, который когда-то был лифчиком. Он срезал его с тела шлюхи вместе с грудями.

За ним последовал ботиночек, отороченный мехом, тоже ссохшимся от крови. Это был один из его ранних трофеев – тогда Муравей только начинал очищать тот город от скверны. Дешевый зубной протез: та женщина была не только безнравственной, но еще и беззубой, и от нее пахло болезнью. Он сделал добро множеству людей в том городе, которые могли бы попасться в ее сети. Золотое обручальное колечко: некоторые шлюхи так бесстыдны, что блудят в браке… В конце концов он высыпал все свои сокровища на стол, чтобы полюбоваться. Потом убрал их обратно в мешок, засунул в стол, туда же положил папку с вырезками.

Еще немного посидел, подумал. Искушение было слишком велико. Конечно же, Стрекоза – шлюха, как и все женщины. И она сама едет к нему. Чтобы совратить его на блуд, она ясно дала это понять. Он мог бы ей помочь избавиться от дурных помыслов навсегда. И получил бы огромное наслаждение, столь заслуженное долгим воздержанием. Никто не увидит… никто не узнает…

Он зажмурился, потряс головой, отгоняя соблазн. Прочитал молитву. Привычные слова успокаивали, укрепляя в решимости. Нет, нет, нет. Он, Муравей, все-таки доживет эту долбаную жизнь как подобает доброму католику.

Муравей посмотрел на стену, по которой, грубо закрепленный гнутыми гвоздями, вился телефонный провод. Подумал, что Стрекоза позвонит снова. Сейчас, или завтра, или послезавтра. Ведь она в отчаянном положении и хочет спастись. Самое глупое желание. Он несколько раз ловил шлюх, которые спасались от недовольных клиентов или сутенеров. Такие почти не сопротивлялись. Это было особенно приятно.

Покопавшись в ящике, он извлек самое главное – нож. Его он держал отдельно.

Взял его в руки. Потрогал лезвие, которое так хорошо, так мягко входило в плоть всех этих сучек, которых он резал на темных улицах в итальянском квартале. Сучек и кобелей – ему приходилось убивать дураков, которые защищали своих шлюх, не понимая, что порчу нужно уничтожать с корнем. Мужчин тоже приятно убивать, хотя это другое удовольствие…

– Нет! – закричал Муравей. – O Signore mio, помоги мне!

И, не давая себе опомниться, перерубил телефонный провод.

Человек, обманувший дьявола

Йохан Гамм, вольный стрелок из города Зоц, подыхал посреди пшеничного поля.

Он лежал среди спелых колосьев, сжимая в руке амулет, отводящий удары меча. Амулет не подвел: вольного стрелка так и не коснулась острая сталь. Он умирал от вина, отравленного рыжей девицей из веселого квартала. Гамм взял ее на ночь, а наутро решил заплатить только за вечер. Девушке было жаль бравого стрелка, но она жила в городе Зоц и знала, как следует заботиться о своей репутации. Если клиент ушел, не расплатившись, не будут платить и другие. Поэтому она поднесла ему на дорожку чашу с вином, в которое добавила десять капель из флакончика.

Гамм умер бы быстро, но, когда почуял жжение во внутренностях, из осторожности очистил желудок обычным солдатским способом. Это не спасло – яд был слишком силен, – но подарило немного жизни. Теперь он не знал, что с ней делать.

Корчась и хрипя от нестерпимой боли в обожженных потрохах, он тщетно пытался припомнить хоть одну подходящую к случаю молитву. Не то чтобы он их не знал: обычный для солдата список обязательных молитвословий – на возвращение, на исцеление от раны, на славную добычу – он выучил наизусть. Но предсмертную молитву люди его ремесла считали излишней роскошью. Вольные стрелки жили и умирали легко и быстро.

В конце концов он сказал «О дьявол», достал маленький кинжал и приготовился вонзить его в себя. Он знал, куда бить, чтобы умереть быстро.

Тут появился дьявол.

Он был в точности такой, каким его рисуют в храмах Единого Бога: огненное тело с двумя отростками по бокам. Некоторые называли их крыльями, некоторые – рогами. Гамму они показались похожими на обожженные ветви.

– Ты умираешь, – сказал дьявол.

Йохан Гамм действительно умирал, но родился он в городе Зоц и знал, как следует торговаться.

– Ты хочешь мою душу? – спросил он.

– Сейчас она стоит недорого, – напомнил ему дьявол.

– Моя душа дороже жизни, – эти слова дались вольному стрелку нелегко: внутренности горели адским пламенем. Он вспомнил о том, что настоящее адское пламя будет еще жарче, – и подумал было, что договариваться с дьяволом и в самом деле не следует.

– Хорошо, я дарю тебе бесплатно один час, – сказал дьявол и протянул огненное крыло к измученному телу.

Боль в кишках внезапно исчезла, как будто ее выдернули. От нее осталась пустота, на несколько секунд наполнившаяся неземным блаженством. В этот миг Гамм понял – не умом, но сердцем, – что за радость ждет праведников в райских обителях: прекращение той боли, которая сопровождает всю жизнь человека и которая недоступна восприятию живущего, как постоянный шум, который перестаешь замечать.

Йохан тряхнул головой. У него был час, потом кишки снова вспыхнут огнем, и он умрет. За это время следовало утрясти все детали.