– Сами вывели. Это первая осевая. Здесь история шла как примерно у вас, Совок тоже был, только этот, блин, как же его… Петрик… Лунтик… Лысенко, во, Лысенко не было. Зато генетика была. Генетики и сделали. По заказу этой, как ее, партии, ну ты понял.
– Зачем? – Тёмка снова выглянул в окно. Плевок почти опустился на асфальт, а стена чуть сдвинулась, но и только.
– Для коммунизма. Все счастливы, никому ничего не надо. Простую работу под кайфом делать можно, непростую – в общем, тоже. Для тех, кто работать не хотел, была прививочка, грибок в крови убивала. Без кайфа жить никому не хотелось, поэтому работали. Потом на коммунизм всем миром перешли, потому что кайфонавтика по всему миру распространилась. Говорят, первое время даже ничего было. Пока высшее руководство и гэбэшники себе прививки делали. А потом им обидно стало, что всем хорошо, а они одни как мудаки… В общем, тоже перешли на кайфонавтику, и заставлять работать стало некому. Ну и вымерли потихоньку. Хорошо хоть, из больших городов уйти успели. Вроде как боялись, что в городах остались последние иммунные с вакциной… Короче, мир стоит пустой, а он формально в долларовой зоне и к тому же удобный, тут континуум широкий, пробки не страшные. Ну старшие товарищи и отдали глобус в общее пользование, на торговлю и прочие такие дела. Все города законсервировали, там одни сплошные магазины, больше вообще ничего нет. А в центре каждого – вещевой рынок, это здесь традиция…
Внезапно стена в окошке шевельнулась и сдвинулась.
– Ща прорвемся! – радостно заорал водитель и отчаянно газанул. Машина рванула так, что Тёмку вжало в сиденье, потом мотнуло направо-налево, так что он едва успел уцепиться за наддверную ручку. В стекле внезапно вспыхнуло дневное солнце, потом они пробили полосу розового рассвета и, наконец, затормозили в сумерках.
– Ф-ф-ф-фу, прорвались. Мы на месте. Восемнадцатый глобус восьмой линии, – сообщил водитель, паркуясь. Фары мазнули по грубой каменной кладке.
Тёмка прищурился: таких строений в своей Москве он не помнил.
Он осторожно вылез из машины. Было по-осеннему тепло. Под ногами лежала булыжная мостовая. Булыжники были старые, потертые и явно лежали тут не первый год. Подняв глаза, Тёмка увидел глухую стену дома напротив. Все окна были темными, кроме верхнего этажа: они в ряд светились зловещим алым светом. Откуда-то издалека донесся звук колокола: бом, бом, бом.
– Готично, – пробормотал он.
– Есть немного, – согласился Малыш. – На самом деле нормально, жить можно. Я тут жил.
– А это что? – Костыльков показал на небо, которое неторопливо пересекала светящаяся фиолетовым светом тварь, напоминающая по очертаниям птеродактиля.
– Это фигня, – отмахнулся водитель. – Местные странно выглядят. Но вреда от них нет, к людям они нормально. Пройдись, тебе понравится. Если познакомишься с кем-то, не бойся, ничего плохого тебе не сделают. Ладно, у меня дела. Через полчасика звякни, угу?
– Угу, – отозвался Тёмка, направляясь к Тверской.
Он завернул за угол – в его реальности тут был «Макдоналдс» – и осмотрелся. Улица была примерно той же ширины, что и знакомая Костылькову Тверская, только мощенная блестящими квадратными плитами и без тротуаров. Никаких автомобилей не было, дома стояли темные и пустые, без единого светящегося окна, кроме одного, горящего ярко-зеленым светом прямо посреди фасада какого-то здания. Зато по краям улицы стоял частокол приземистых фонарей с пузатыми колпаками.
Сначала Тёмка увидел коня. Это был самый настоящий конь, только почему-то цвета хаки, с камуфляжными разводами на боках. Ноздри и глаза его светились желтым. Он медленно брел по направлению к Кремлю. На спине коня восседало существо с огромными круглыми ушами и в сапожках с поблескивающими шпорами. Но Костылькова удивило не это, а аккуратный полиэтиленовый мешочек у коня под хвостом, наполовину заполненный чем-то разноцветным и переливающимся. Похоже, лошадка какала елочными игрушками.
Мимо прокатилась мартышка в очках на пластмассовом самокате. Самокат подпрыгивал на стыках плит, но обезьяна ловко рулила, балансируя лежевесно вытянутым хвостом. Ни на кого не обращая внимания, она лихо завернула прямо у Тёмки под носом и понеслась на противоположную сторону Тверской – туда, где в привычной Тёмкиной реальности располагался магазин «Москва», а тут возвышалось какое-то вычурное строение с колоннадой и портиком. Перед ним стояли островерхие киоски и мерцала неоновая табличка с надписью «Винни-Пух и Белошейка».
А в двух шагах от Костылькова чесала зад о фонарь здоровенная золотисто-рыжая зверюга – то ли пантера, то ли пума. Скорее все-таки пума, решил Костыльков: во всяком случае, пятен на ней не было, а на пантере, насколько он помнил, должны быть пятна.
– Экскюзэ муа… – пропищал кто-то из-за спины.
– Чего? – не понял Тёмка.
– Извините, – пропищал тот же голосок, на этот раз по-русски. – Пожалуйста, не наступите на меня, я это плохо переношу.