Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории

Костыльков вспомнил рассказ о том, как маленький мальчик выпрыгнул из машины в незнакомом мире, и понял, почему его зовут Малышом.

– Что это вообще за место? – решил он выяснить все до конца. – Ну, в смысле глобус?

– Восемнадцатый глобус восьмой линии пятьсот сорок четвертого сектора. – Малыш осторожно тронулся с места. – По-местному – Город Забытых Игрушек.

– Игрушек? Они ж вроде живые? – не понял Костыльков.

– Ну да, живые. В продвинутых мирах дети живыми играются. Их в биолабораториях делают. Какие хочешь. Хочешь – зеленую лошадь, хочешь – слоника размером с тумбочку.

– Они, вообще-то, не совсем детские как бы… – осторожно начал Тёмка, но Малыш дернул плечом:

– Это на твоем глобусе мораль репрессивная. В развитых мирах считается, что детская сексуальность – это нормально. А элита во всех мирах на местную нравственность плюет с высокой колокольни. Матильду сделали для трудного ребенка из хорошей семьи. У которого проблемы с этой… – Малыш щелкнул пальцами, – само… иден… тификацией, – выговорил он трудное слово по складам. – В общем, она без любви не может. Душевная и физическая потребность, – закончил он, и Костыльков понял, что у Малыша с Матильдой отношения непростые и лучше их не обсуждать и тем более не осуждать.

– А почему у нее одна лапа? – спросил Тёмка, чтобы слезть с темы.

Водитель тихо чертыхнулся, сдавая машину назад для разворота.

– Оторвали ей лапу, – просто ответил он. – Дети – они, вообще-то, игрушки того… портят. Ломают. Лапы, крылья, хвосты отрывают. Могут и глазик вынуть, и животик разрезать. Из любопытства. Если выживет, сюда выкидывают.

– А почему не на Барахолку? – спросил Костыльков.

– Ну, некоторые продают, но вообще это не очень принято, – принялся объяснять Малыш. – Игрушка-то говорить умеет. Может про своего хозяина и лишнего сболтнуть. Поэтому обычно игрушке сохраняют связь с бывшим хозяином. Чтоб любила, тосковала и все такое. Их иногда обратно берут. Ребеночек оторвал хобот слонику, выбросил, а через полгода снова слоника захотел, и не другого, а того самого слоника. Или там, блядь, тигреночка, – с неожиданной злостью добавил он.

– И они дают себя увечить? – не поверил Костыльков. – Вот прямо так – оторвать лапу?

– А что делать-то? – грустно сказал Малыш. – Они ж игрушки. В них зашито – любить хозяев и все для них делать. Что скажут – то и делают. Матильде ее поганец мелкий велел лапу отгрызть, когда сам оторвать не смог. Она отгрызла. Плакала, а грызла. Они же живые, боль чувствуют… Теперь у нее травма. Душевная и физическая.

– У нее вроде бы лапа из груди растет, – вспомнил Тёмка. – Прямо из середины.

– Ну это уже здесь переделали, – сказал водитель. – Я ее сколько уговаривал новую пришить. Вот уговорил наконец.

Тёмка вспомнил коготь, торчащий из пластика, и понял, что именно Малыш искал на Барахолке.

– Им вообще-то неплохо тут живется, – продолжал водила. – Детишки, когда подрастают, могут помочь материально. Некоторым игрушкам даже пенсию платят. Плюс место посещаемое, туризм, бизнесы всякие. Только грустно им. Они же домашние…

Тёмка понял.

– А ты Матильде предлагал… ну, например, к тебе переехать? – осторожно спросил он.

– Сто раз. – Малыш наконец выехал на относительно чистый участок дороги и газанул так, что Тёмка чуть не прикусил язык. – Не может она уйти. У нее связь сохраняется, я же говорю. Говорит, помру, набьют из меня чучело – купишь, дома поставишь… Куплю, наверное.

– Слушай, а Бритни спидозную, – Тёмка решил сменить тему, – ты куда пристроил?

– К Винни-Пуху. Ты ж там был? С Матильдой?

– С ней, – не стал отрицать Тёмка. – Там белка работает.

– Это сеть, – объяснил водила. – Английская, кстати. Этот, как его… Кристофер Робин основной акционер. Был, – добавил он. – Теперь весь бизнес муми-тролли выкупили.

– А Винни-Пух? – полушутя поинтересовался Костыльков.

– Спился. – Водитель круто развернул машину посреди огромного газона с ярко-зеленой травой. – Кристофер его чучело на «Сотбисе» за четверть лимона толкнул какому-то фанату…

Внезапно в кармане у Малыша заиграло что-то вроде бравурного марша. Тот моментально схватился за трубку, не отпуская руля. Лицо у него сделалось дисциплинированным и ответственным.

– Да, слушаю… Да… Еду… – Он покосился на Тёмку, пожевал губами, потом произнес деревянным голосом: – Я тут застрял на десятой линии, движение по континууму большое, пробка. Да, понимаю, сейчас буду.

Он положил трубку и виновато посмотрел на Костылькова.

– Начальство звонит, срочно-срочно. Я соврал, что на десятой линии, там всегда пробки. В общем, отъездились мы на сегодня. Расплачивайся, а я тебя сейчас домой подкину. Извини, на Тверскую не могу, на Новом Арбате высажу.

– Ну… Жаль, – сказал Тёмка.

– Да не грусти, – подбодрил Малыш. – Телефончик-то мой у тебя остался, да? Если чего надумаешь или куда подбросить надо – созвонимся, угу?

Тёмка подумал, что он прав, и приободрился. Интересности не кончились, а просто отложились на время.

– С тебя шестьсот, – напомнил водитель. – По двести за глобус договаривались, помнишь?