– Присядем, – дама неожиданно ловко, как большая хищная рыба, вплыла в узкое пространство между столом и лавкой и устроилась у окна напротив Костылькова. Брюнету ничего не оставалось, как сесть рядом. – Меню принесите, – бросила она администраторше два слова, как два гроша.
Администраторша пискнула «сейчас» и быстренько смылась.
– Мне кофе и сигареты, – распорядилась дама, не глядя на брюнета, но обращаясь явно к нему. – Есть тут нельзя. Подбираем нашего мальчика, ты даешь им что-нибудь, уходим.
Брюнет засемафорил рукой: «Дэвушка-дэвушка-дэвушка».
Тёмке стало неловко перед начальственной дамой, и он молча подвинул в ее сторону свой «Парламент». Дама поблагодарила взглядом, вытащила белую палочку, сунула в рот. Брюнет тут же достал зажигалку, крутанул колесико и, предупредительно изогнувшись, выбил перед кончиком сигареты зубец рыжего пламени. Костылькову снова бросилось в глаза украшение со странной эмблемой. Где-то он ее сегодня видел, подумалось ему.
Подбежала официантка, явно заряженная администраторшей на быстрое целевое обслуживание. Брюнет сделал заказ, на вопрос о сигаретах ответил «„Вог“ бэз мэнтола» и тут же сунул девушке кредитную карточку со словами «рассчитайте нас прямо сэйчас, чэк принэсите, мы патом дабавим». Девушку как ветром сдуло – Тёмка даже не успел сунуться со своим пивом и строганиной.
– Добрый вечер, Надежда Васильевна. – К столику подошел молодой парень: худой, высокий, с вытянутым лицом. Тёмка почему-то подумал, что парень похож на него самого в молодости. Правда, во внешности чувствовалось что-то смутно восточное. Одет он был неброско, но очень недешево: черная рубашка, явно недешевая, черный вязаный галстук, широкий ремень с золотистой пряжкой. Волосы были аккуратно уложены, волосок к волоску, подбородок идеально выбрит.
Дама чуть подвинула голову и слегка улыбнулась. Улыбка была почти человеческой, так что Тёмка успел удивиться. Правда, она сразу же исчезла, губы уверенно сложились куриной жопкой.
Зато брюнет не стал скрывать неудовольствия. Он насупил смоляные брови и грозно уставился на юношу.
– Са мной здароваться ужэ нэ хочишь? – начал он таким тоном, что было сразу понятно: это не в первый раз. – Нэуважэние старшим…
– Добрый вечер, Ильфак Мирзаевич, – парень произнес эти слова таким тоном, как будто зачитывал цитату из словаря иностранных слов, после чего без лишних церемоний сел рядом с Тёмкой, которого, впрочем, не удостоил и взглядом.
– Здравствуй, Игорь, – сказала дама. – У нас мало времени. Ты не передумал?
– Надежда Васильевна, я не стал бы вам надоедать, – все тем же тоном сказал парень.
– Прекрати, Игорь, – распорядилась дама. – С моей стороны это должностное преступление, и я должна быть уверена в том, что делаю.
– Зачэм прэступление, такиэ слова, просто памочь нада челавэку, – засуетился было брюнет, но дама осадила его взглядом.
– Хорошо, Надежда Васильевна, – парень пожал плечами. – Я могу повторить это еще раз. Да, я хочу отсюда уехать. В этом я могу рассчитывать только на ваши возможности.
– Игорь, – голос дамы стал суше, – ты понимаешь, что тебе придется пересмотреть свой стиль жизни? Здесь ты имел все, что можно иметь в этом мире. И даже несколько больше.
– Я очень благодарен вам и дяде Ильфаку за счастливое детство, – голос Игоря оставался все таким же ровным. – К сожалению, я вырос.
– У тебя достаточно друзей и знакомых твоей ориентации, – напомнила властная дама.
– Ты, канешна, извини, но чэго вам всэм еще нада? – внезапно взорвался Ильфак Мирзаевич. – Ваши из телевизора не вылэзают! Вся мода, всэ мадэли, всэ искусства ваши, да? Балшой театр вэс! Статью вашу в девяноста пэрвом атмэнили!
– В девяносто третьем отменили, большое спасибо, – парень говорил, будто читал по бумажке. – Телевизор маленький, и я в нем не помещаюсь. Шить я не умею. И танцую тоже неважно.
– Прекратите оба, – распорядилась дама.
– В Америку чэго не едет? – буркнул Ильфак Мирзаевич. – Я говорил, ехай в Амэрику, там у ваших всэ права, их нэ тронь, нычего нэ скажи, сразу тюрма!
– Я не хочу, чтобы из-за меня кто-то садился в тюрьму, – все тем же голосом сказал парень. – Я просто не хочу жить… здесь. – Пауза была еле заметной, но Тёмка услышал.
В сумочке дамы запел мобильник. Та с кошачьей ловкостью его выудила – аппаратик был маленький, розовенький, со стразиками – и прижала к уху.
– Где ты? Какая линия? Какой сектор? Пятьсот сорок четвертый? Ты кретин. Что значит, я не сказала? Ты должен был включить голову и вспомнить мое основное место работы. Короче, – голос дамы стал очень холодным, – ты немедленно должен быть на седьмом глобусе пятой осевой пятьсот сорок пятого сектора, на Новом Арбате, на стоянке перед «Ангарой». Если через пять – я сказала «пять»! – минут тебя нет, в этом месяце у тебя не будет зарплаты и левых приработков, о которых я отлично знаю… Уф-ф, – она бросила игрушку обратно в сумочку, – какой же идиот этот Маугли, – бросила она брюнету.
Тёмка посмотрел на властную даму внимательно, вспомнил наконец эмблему на боку машины Малыша и решил, что ему лучше помалкивать.