Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории

– А развелись из-за чего? – не отставала девушка.

– Не сошлись характерами, – отрезал Костыльков, не желая развивать тему, но уже чувствуя, что никуда не денется и расскажет все, и в особенности то, чего не надо бы.

Нетронутая котлета стыла. Советская эстрада кончилась, началась «живая музыка». В другое время Тёмка ушел бы – от водки и нервов у него все плыло в голове. Но на этот раз были серьезные причины посидеть еще. Во-первых, идти было некуда: его однушка осталась в другом мире. Во-вторых, Луся старательно делала вид, что не замечает его руки на своей коленке, а он еще старательнее не замечал ее усилий.

– Ну как у нас на гетов смотрят, – язык ворочался уже с трудом, но хреновухи еще хотелось. – По-разному. Есть нормальные люди, а так… Гетерастами нас называют. Не общаются. Могут гопники вломить… У нас в Свиблово гомосечество нормальное, и то я попадал…

– Бедненький, – Луся перестала делать вид, что не замечает его ладошки на своей коленке. – Слушай, а где ты ночевать-то будешь?

– Не знаю даже, – Тёмка постарался произнести эти слова как можно более нейтрально.

– Ну вот что, – Луся изобразила что-то вроде смущенной решимости. – На ночь я тебя впишу. На одну. И без приставаний. У меня, между прочим, трагедия. Я правда Игорька любила. Ну что поделаешь, вот такая я, западаю на извращенцев… Спать будешь на кухне, у меня матрасик есть. Обещай, что без глупостей. Выгоню и в милицию сдам, – пообещала она, грозно сдвинув выщипанные бровки.

– Да что ты, какие глупости, я жутко устал, сразу отрублюсь, – забормотал Костыльков полагающиеся в такой ситуации слова.

– И не пытайся, – сказала Луся очень строго. – Даже не думай. А то потом не отделаешься.

…Низкое зимнее солнце цеплялось за крышу соседнего дома. Утром выпал ледяной дождь, и в окне висели ветви, покрытые прозрачной броней толщиной с Лусино запястье.

Тёмка лежал и смотрел, как его рука переплетается с Лусиной. Переплетение было красивым, картинным, линия в линию. Особенно хорошо вышло плечико, на которое падал бледный солнечный свет.

Луся шевельнулась и, видимо, что-то почувствовала.

– Молодой человек, – сонно сказала она, – немедленно покиньте мое внутреннее пространство.

– Не могу, – честно ответил Тёмка. – Я тебя хочу.

– Он маньяк, – пожаловалась неизвестно кому Луся. – Выйди из меня, пожалуйста. Я тебе яичницу сделаю с помидорами. И минет.

– С огурцами, – глупо пошутил Тёмка, вышел, но сразу же навалился сверху. Девушка задушенно пискнула.

– Слушай, ну столько нельзя, ты потом не сможешь, – сказала она через полчаса, разбивая яйца на сковородку. На Лусе была длинная белая майка, прикрывающая верхнюю половину попы. Костыльков сидел в халате, курил и смотрел на нижнюю половину того же предмета. Время от времени он пытался оторвать взгляд от краешка ягодиц и неизменно терпел поражение.

– Привыкну через недельку, – неискренне пообещал он. – Ты не понимаешь. Я попал в рай, – он с удовольствием потянулся всем телом.

– Рай закрыт на ремонт, – сообщила Луся, томно изгибаясь и показывая попу. – Хотя бы до вечера. Тёмка, ну пожалуйста. У меня там все болит.

– Я не про… ну, не только про это, – быстро поправился Костыльков. – Я про глобус. Хочу жить здесь. И буду.

– У тебя паспорта нет, – напомнила девушка.

– Решаемый вопрос. – Тёмка подумал, что надо будет позвонить Малышу, чтобы тот свозил его на Барахолку. Хотя нет – родной паспорт нужен, чтобы продать однушку. Лучше кому-то из своих, Прилёв вроде интересовался, он сейчас при деньгах…

Девушка повела плечиком, и практические мысли разбежались, как солнечные зайчики.

– Ты все-таки жуткий извращенец, – с удовольствием сказала она, перекладывая яичницу на тарелку. – Помнишь, как ты смазку искал? Я не поняла сначала.

– Ну я ж не думал, что вот прям сразу туда… – смущенно забормотал Костыльков. – У нас не всякая гетка туда дает. Так ведь зачать можно. Этого все боятся.

– Ты же говорил, что у тебя была женщина? Эта, как ее… Лю-ю-юся, – с крайней неприязнью протянула Атлипецкая.

– Она у всех наших была, – вздохнул Тёмка. – Ну да, иногда дает. Если напоить и уломать. Но не туда. Хотя нет, Титель хвастался, что ему разрешает. Врет, наверное.

– Слушай, а кто он тебе? Как это у вас называется? – Луся разделила яичницу на две части, три желтка пристроила на тарелку Тёмке, один положила себе на блюдечко.

– Я же говорил, бывший партнер. Уболтал он меня, женился я на нем. Потом при разводе у меня квартиру оттяпал, – в очередной раз вспомнил Тёмка Тителево паскудство, – а мне свою однушку отдал. Я на этом потерял три метра площади. Думал, черт бы с ним, век бы Тителя не видеть. Но Люська… Представь, я же их и познакомил! Я тогда не знал, что он тоже гет. Би, точнее. Как Сухарянин. Ну и все прочие из нашей компашки.

– Блин-блин-блин. Не могу себе представить, как это все у вас там практически… – Лусины глаза предательски блестели, выдавая жгучий интерес. – Ну вот хотя бы. Как ты родился? У тебя же мама была? И папа? Ты по отчеству кто?