Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени

Несомненно, пережитые чувства отразились на его концепции материнства и представлениях о роли женщины в обществе. Известно, что Л. Н. Толстой был одним из популяризаторов «сознательного материнства», полагая, что основное биологическое и социальное призвание каждой женщины – быть матерью-воспитательницей. Кроме этого, присутствие на родах существенно расширило телесный опыт Льва Николаевича, который смог так ярко и так противоречиво изобразить роды Кити в романе «Анна Каренина».

Л. Н. Толстой описал двадцатидвухчасовые роды Кити (описание растянулось на несколько глав, с XIII по XVI, седьмой части) в восприятии Константина Дмитриевича Левина, который считается самым автобиографичным героем романа. Для Левина рождение ребенка явилось сильнейшим эмоциональным переживанием. Толстой, видимо, опираясь на собственный антропологический опыт, предлагает читателю прочувствовать все то, что ощущает мужчина на родах:

Прислонившись головой к притолоке, он стоял в соседней комнате и слышал что-то никогда не слышанное им: визг, рев, и он знал, что это кричало то, что было прежде Кити. Уже ребенка он давно не желал. Он теперь ненавидел этого ребенка. Он даже не желал теперь ее жизни, он желал только прекращения этих ужасных страданий… Он потерял сознание времени[1433].

Несмотря на то что сам родовой процесс для Левина оказался экстремальной ситуацией (впадал в отчаяние, терял чувство времени, рьяно молился, будучи неверующим человеком, находился в забытьи), он явился активным участником происходившего (пытался настроить себя, поддержать жену, долго разыскивал доктора, исполнял все его указания, покупал опиум в аптеке, являлся к рожающей жене по первому зову, держал ее за руку во время схваток). Мужчине, пребывающему в рациональном символическом мире, было невообразимо тяжело смириться со всей драматичностью, иррациональностью происходившей сцены. Он пытался взять себя в руки, настроиться, бороться с захватывавшими его эмоциями, но, очевидно, что все его усилия терпели фиаско:

Левин приготовился на то, чтобы, не размышляя, не предусматривая ничего, заперев все мысли и чувства, твердо, не расстраивая жену, а, напротив, успокаивая и поддерживая ее храбрость, перенести то, что предстоит ему. ‹…› Левин в воображении своем приготовился терпеть и держать свое сердце в руках часов пять, и ему это казалось возможно…[1434]

Весь противоречивый спектр чувств и эмоций, захвативших Левина, демонстрировал, что присутствие мужчины на родах становилось важнейшим жизненным опытом, недоступным в обычной мужской жизни, где доминировали рационализм и самообладание. Роженица находилась в состоянии «перехода». Перевоплощение происходило и для мужчины, который превращался в отца, что заставляло его переосмыслить весь накопленный ранее жизненный опыт:

И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира, в котором он жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным в прежний, обычный мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою силой поднялись в нем, колебля все его тело, что долго мешали ему говорить[1435].

В описании родов глазами Левина воплотилось амбивалентное отношение самого Л. Н. Толстого к женской сущности. Кити в процессе родов представлялась Левину то святой, мученицей, то животным, чье лицо искажено страшной гримасой, чей голос похож на визг зверя. В сознании Левина не могли сосуществовать два образа возлюбленной: Кити, которую он боготворил – легкая, нежная, веселая, благоухающая красавица, и Кити, которая стонала, ревела, в муках производя на свет «что-то», чего он, как признавался, уже не хотел.