Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени

Если первые роды В. П. Багриновская описывала подробно, эмоционально, то последующие характеризовала в нескольких словах: «…боялась я меньше, чем в первый раз, и вообще все прошло просто и буднично»[1418]. На третьих родах она указывала, что вообще не волновалась[1419]. Это очередной раз подтверждает тот тезис, что в условиях неограниченной женской фертильности и большого количества деторождений беременность, роды и материнство переставали быть чем-то особенным, превращаясь в будничную рутину. В связи с этим надо понимать, что «сознательное материнство» не могло родиться в условиях патриархальной семьи, в отсутствие репродуктивной свободы. Последняя в конечном итоге играла большую роль в трансформации отношения матерей к собственным детям и материнским обязанностям.

Мужское восприятие родов, зарождение «сознательного отцовства»

Устойчивой тенденцией родин в интеллигентных семьях стало присутствие мужа на родах непосредственно в родильной комнате, в то время как в условиях доиндустриальной России, согласно мемуарной литературе и свидетельствам врачей, муж находился в отдельных покоях, ожидая разрешения жены. Если муж отличался повышенной чувствительностью, его помещали в соседнюю комнату, чтобы он мог слышать, но не видеть происходящего. Эта тенденция присутствия и соучастия мужа на родах была не столько отголоском народных практик[1420] (кувады)[1421], сколько элементом зарождения «сознательного отцовства». Отсутствие мужа на родах считалось ненормальным и даже оскорбительным прежде всего для самой роженицы и являлось доказательством мужней нелюбви. И если на Западе в окружение роженицы попадали исключительно женщины[1422], то в России, в семьях образованных горожан и тем более в дворянской среде, присутствие мужа непосредственно в родильной комнате было нормой. Современные специалисты убеждены, что как для женщины этот период (особенно при первой беременности и первых родах) является переходным, превращающим ее в мать, так и для мужчины должно пройти перерождение и гармоничное появление отца в ходе совместных переживаний беременности и родов[1423].

Если свидетельства женщин о присутствии мужей на родах встречаются часто, то найти описание эмоциональных переживаний мужчин оказалось не так просто. Подобные тексты – находка для исследователя. Роды не являлись подходящим предметом для мужских нарративов. Их авторы сосредоточивались на репрезентации внешних, рациональных, символических проявлений жизни, игнорируя глубоко интимные иррациональные вопросы. Пожалуй, наиболее известными из этого ряда явились заметки императоров Александра III и Николая II (на момент написания они находились в статусе цесаревичей), впервые введенные в научный оборот историком А. Бохановым. Тот факт, что сам император присутствовал на родах жены, фиксируя эти события в своих дневниках, свидетельствовал о важности этих практик в жизни мужа и отца. Помимо записей Александра III и Николая II, в нашем распоряжении оказались откровенные дневники Анатолия Викторовича Половцова, хранящиеся в РГИА и ОР РНБ, где он подробно повествовал обо всех нюансах родового процесса жены. Самым известным литературным изображением родового акта глазами мужчины (Константина Левина) является сцена, приведенная Л. Н. Толстым в романе «Анна Каренина». Опираясь на эти и некоторые другие источники, представляется возможным репрезентировать роль мужа на родах и характер его эмоциональных переживаний.

Анализ истории родов в царских семьях XIX века показал, что впервые активное участие в этом процессе принимал цесаревич Александр Александрович (будущий император Александр III)[1424]. При первых родах Марии Федоровны в 1868 году он окружил ее заботой. Цесаревич в записке к матери писал:

Милая душка, Ма! Сегодня утром, около 4 часов, Мини почувствовала снова боли, но сильнее, чем вчера, и почти вовсе не спала. Теперь боли продолжаются, и приходила м-ль Михайлова, которая говорит, что это уже решительно начало родов. Мини порядочно страдает по временам, но теперь одевается, и я ей позволил даже ходить по комнате[1425].

Последняя фраза письма свидетельствует о степени властного превосходства мужа над женским телом, присвоившего себе право «позволять». При чтении этих интимных бумаг современного читателя поражает широта участия в сугубо частном, даже не семейном, а женском деле родственников по мужской линии. Разродиться Мини помогали психологически не только свекровь, но и свекор (император Александр II).