Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени

Литературовед Элизабет Фогель полагает, что в изображении сложных чувств Левина отразилась загадка женского в мужском восприятии, от которого ускользает понимание происходящего. В итоге, по мнению исследовательницы, роды, а вместе с ними и женственность в представлении мужчины вытесняются из области рационального и мистифицируются[1436]. Кроме того, Э. Фогель полагала, что амбивалентное изображение роженицы (ассоциации то со святой, то с животным) является отражением страхов мужчины. Переживая сильнейшее потрясение, Левин связывает Кити с Другим, «чтобы с помощью ее образа вербализировать свои чувства»[1437].

Объяснение двойственности мужского взгляда в отношении женской субъективности было дано авторитетным французским психоаналитиком и философом Жаком Лаканом. В семинаре «Куртуазная любовь как анаморфозис» он выделил противоречивое восприятие мужчинами образа Прекрасной Дамы – Вечная Женственность и Радикальное Зло[1438]. Он полагал, что с того момента, как Прекрасная Дама становится досягаемой, она гибнет в сознании мужчины, превращаясь в Зло. Для Левина столкновение с Реальностью в лице родового акта, сопровождаемого нечеловеческой болью, привело к гибели взлелеянного им образа прекрасной, неземной Кити. Он воспринимал начавшиеся роды не иначе как «погибель», равно как и для женщины роды всегда ассоциировались со смертью. Он искренне не понимал, почему доктор не торопился, почему предлагал ему «попить кофею» перед отъездом к роженице. Л. Н. Толстой настолько внимателен к эмоциональному переживанию Левина в момент родов жены, что у читателя может сложиться впечатление, что именно он находится в более суровом положении и его переживания гораздо сильнее, чем то, что чувствовала роженица:

Но после этого часа прошел еще час, два, три, все пять часов, которые он ставил себе самым дальним сроком терпения… и он все терпел, потому что больше делать было нечего, как терпеть, каждую минуту думая, что он дошел до последних пределов терпения и что сердце его вот-вот сейчас разорвется от сострадания… Он припал головой к дереву кровати, чувствуя, что сердце его разрывается. Ужасный крик не умолкал, он сделался еще ужаснее и, как бы дойдя до последнего предела ужаса, вдруг затих. Левин не верил своему слуху, но нельзя было сомневаться: крик затих, и слышалась тихая суетня, шелест и торопливые дыхания, и ее прерывающийся, живой и нежный, счастливый голос тихо произнес: «Кончено»[1439].

Несмотря на всю экстремальность, драматичность и противоречивость ситуации в мужском восприятии, Л. Н. Толстой акцентирует внимание читателя на процедуре перерождения и «самоочищения» его героя: он терзается своим поведением накануне, его душу наполняют страх и отчаяние, он практически находится в бессознательном состоянии во время схваток жены. Страдания Левина заканчиваются ощущением нечеловеческого счастья, охватившего его в момент прекращения мучений жены и появления на свет нового существа.

Уникальным документальным свидетельством мужского восприятия родов явились дневниковые записи и письма Анатолия Викторовича Половцова, хранящиеся в различных архивах Санкт-Петербурга (РГИА, ЦИАСПб, ОР РНБ). В них подробнейшим образом описывались беременность, роды и послеродовое состояние жены. Половцова волновала не столько эмоциональная сторона дела, сколько фактическая. Будучи историком, он старался зафиксировать весь процесс до мельчайших подробностей, разложить его по минутам. Например, на вторых родах жены он, подобно врачу, без сантиментов отмечал время схваток, появления ребенка, выхода последа: «Начало родов 27 ноября 1886 г. в 5 утра. Воды прошли в 11.45 дня. Плод родился в 12.10 дня. Выхождение последа 12.45. Роды продолжались всего 7 ч 45 м. Температура до родов 37,3»[1440].

При первых родах он фиксировал все, что происходило в их семье, как вела себя жена накануне родов, что делала, о чем говорила и даже думала. К сожалению, часть дневника, где он непосредственно описывал первые роды жены, не удалось найти. В нашем распоряжении оказалось только предродовое повествование, но и оно свидетельствует о крайне внимательном отношении мужа к состоянию жены.