Человек с бриллиантовой рукой. К 100-летию Леонида Гайдая

В конце 2021 года «Российский духовно-культурный православный центр» объявил, что «по случаю старого нового года, который русские отмечают 13 января», учредители описанного нами фестиваля устроят в кинотеатре на Елисейских полях «особый вечер с музыкой, пирожками, водкой <…> и показом одной из лучших российских комедий „Иван Васильевич меняет профессию“ режиссера Леонида Гайдая». Какое фантастическое смешение жанров! Как будто Гайдаю суждено было стать символом России во Франции, наравне с водкой и пирожками, новоизобретенными тысячелетними праздниками и свежепостроенными церквями. Как бы там ни было, Гайдай – одно из самых привлекательных, человечных лиц страны эпохи брежневского застоя и остается им сейчас, когда между Францией и Россией вновь по понятным причинам растет стена отчуждения.

Перевод с французского Павла Каштанова

Ян Левченко, Евгений Марголит Имидж Гайдая: гомо советикус или редкая порода?

Разговор с Евгением Яковлевичем Марголитом о феномене режиссера Гайдая был запланирован задолго до «дедлайна» настоящего сборника. Это не помешало убить все сроки. Сначала все пошло насмарку из‐за начала полномасштабной агрессии России в Украине, потом дисциплинированные авторы прислали тексты, но редактор-составитель оказался вынужден устраивать жизнь своей семьи в условиях, не очень похожих на предыдущие двадцать лет жизни. Но лучше хоть как-то сделать, чем не сделать вообще. Мы надеялись, что удастся выстроить отношения с архивами, откуда будут взяты всяческие искрометные истории, в первую очередь о сдаче фильмов и пробивании их сквозь не очень умственные, но просто тупые и непролазные плотины Госкино. Но свои отношения с архивами пустили в дело только те авторы сборника, которые либо попали в них до отъезда, либо остались в России. Кто не успел, тот с ними дела не имел.

Исследовательского прироста, в отличие от предыдущих материалов настоящего сборника, нижеследующая публикация не дает. Зато здесь есть идеи Евгения Яковлевича и попытка передачи его интонации, что очень важно как с точки зрения тех, кто эту интонацию знает и любит, так и для тех, кто по каким-либо причинам не имеет возможности пообщаться очно. Гайдай входит в число не секретных, но не всегда явных эстетических предпочтений ведущего специалиста по советскому кино – одного из наиболее тонких его знатоков и обладателя безошибочной интуиции, которая воспитывается лишь безбрежной насмотренностью. Общаясь с Марголитом, я часто ловлю себя на обещании когда-нибудь написать его концептуальный портрет под названием «По ту сторону синефилии». Название объясняется тем, что по эту – просто синефилы, они же киноманы, говоря по-русски, а по ту – только Марголит.

Мы созвонились по зуму, потому что в Москве было уже не встретиться, а юбилей Гайдая приближался.

Евгений Яковлевич, мы с вами не обсуждаем собственно биографию Гайдая или хронологию появления его картин. Однако не стоит, наверное, пропускать важный вопрос о генезисе Гайдая как явления. Откуда он взялся? Какова его генеалогия? Многие отмечают эксцентрику немого кино, slapstick comedy, братья Маркс…

Братья Маркс? Ну не знаю, может быть…

Или трофейные какие-то сокровища?

Вот это скорее! Я подозреваю, что в нашем кино Леонид Гайдай, если хотите, бастард. Даже байстрюк! Вы правильно ставите вопрос. Ведь Гайдай когда учился? На рубеже сороковых-пятидесятых годов, когда была основана фильмотека ВГИКа на основе Рейхсфильмархива. И Госфильмофонд пополнился за десять лет до этого за счет присоединенных – если мягко выразиться – областей, из чьих прокатных контор были вывезены копии, в первую очередь, американских картин. Кинематографисты СССР жадно набросились на них, потому что на протяжении 1930‐х годов это были более чем эпизодические встречи.

Поколение фронтовиков, которое делало кинематограф оттепели, училось на голливудской традиции. Декларировать это было не принято, как вы понимаете, но эта традиция очень многое дала. Возьмем, например, картину «Огненные версты» Самсона Самсонова. Это же просто модель «Дилижанса» Джона Форда, пересаженная на материал гражданской войны. <Оператор этой картины – Я. Л.> Федор Борисович Добронравов говорил мне, что снимал ее под огромным влиянием не просто американского кино, но конкретно Грегга Толанда.