Человек с часами

Вагон для курящих, где сидел небольшого роста, загорелый с черной бородой господин, был пуст, и, кроме окурка сигары, не оставалось ни малейших следов пассажира, недавно занимавшего здесь место. В следующем вагоне, открытая дверь которого привлекала внимание, также не было ни признака двух пассажиров — высокого господина в пальто с меховым воротником и высокой лэди, сопровождавшей его. Все три пассажира исчезли. В то же время на полу вагона, в котором ехал высокий пассажир с дамой, был найден лежащим молодой человек, изящно одетый, красивой наружности. Он был мертв. Его голова была прострелена, и смерть, вероятно, последовала мгновенно. Никто не видел, чтобы этот молодой человек входил в вагон, не было найдено железнодорожного билета в его кармане, на его белье не имелось меток, и не было при нем ни бумаг, ни писем, ни багажа, по которому можно было бы установить его личность. Кто он был, откуда он явился и каким образом произошла его трагическая смерть, все это представляло такую же тайну, как и непонятное исчезновение трех пассажиров, которые всего полтора часа назад заняли места в этих двух вагонах. Я сказал, что при нем не было никакого багажа, который мог бы помочь установить его личность, но при нем было кое-что, возбудившее много толков и комментарий среди публики. В его карманах было найдено целых шесть штук ценных золотых часов; из них пять лежали в разных карманах, а шестые маленькие часики были вделаны в кожаный браслет и надеты на левую руку. Первое и самое простое объяснение, пришедшее каждому на ум, — что молодой человек карманщик, и что часы были украдены, — опровергалось тем, что все часы были американского изделия и такого типа, который редок в Англии. Трое из них носили клеймо Речестерской часовой фабрики; одни имели клеймо Мэсона; одни были без всякого клейма, и наконец, шестые маленькие часики, прекрасной работы и осыпанные драгоценными камнями, были с клеймом Тиффони, из Нью-Йорка. Кроме часов, в его карманах оказалось еще следующее: нож с ручкой из слоновой кости и штопором фабрики Роджерса в Шеффильде; крошечное круглое зеркальце, один дюйм в диаметре; записка для нового пропуска в театр «Лицеум», серебряная спичечница, наполненная спичками; коричневый кожаный портсигар с двумя сигарами и денег два фунта четырнадцать шиллингов. Все это ясно доказывало, что, каковы бы ни были причины его смерти, — воровство не было в их числе. Как уже упоминалось, на белье молодого человека, совершенно новом, не было никаких меток, и не было клейма портного на его платье. По внешности убитый был очень молод, с юношески свежими щеками и тонкими чертами лица. На одном из передних зубов была заметна золотая пломба.

Немедленно была сделана проверка всех билетов и сосчитано количество всех пассажиров. В результате оказалось, что недостает только трех билетов, принадлежащих трем исчезнувшим пассажирам. Был отправлен экспресс, но уже с другим кондуктором, а Джон Пальмер был оставлен, как свидетель в Ругби. Затем, по прибытии полицейского инспектора м-ра Вена и полицейского сыщика м-ра Гендерсона, было приступлено к следствию. Что в данном случае совершено преступление — было несомненно. Выстрел, по-видимому, был направлен не в упор, так как платье не было опалено. Никакого оружие не было найдено в вагоне, и не оказалось также коричневого кожаного чемодана, который нес в руке высокий господин. Зонтик молодой лэди стоял в углу вагона, но других следов от пассажиров нигде не замечалось. Независимо от преступлений, вопрос о том, как и для чего три пассажира (и в числе их лэди) могли незаметно выйти из вагона, а четвертый, убитый пассажир также незаметно войти в вагон — этот вопрос до крайности интересовал публику и дал повод к самым различным предположениям на столбцах лондонских газет.

Кондуктор, Джон Пальмер, во время допроса дал показание, проливающее некоторый свет на дело. Согласно его показанию, между Трингом и Чеддингтоном, по случаю ремонта линии, поезд замедлил ход в значительной степени. В этом месте было возможно для мужчины и даже для женщины, при известной ловкости, безопасно выпрыгнуть из вагона, так как поезд шел со скоростью не более восьми или десяти миль в час. Правда, рабочие должны были бы заметить выход пассажиров, но работа производилась на противоположной стороне линии, а не на той, где была найдена открытой дверь вагона, и, кроме того, наступившая вечерняя темнота помогла пассажирам выйти незаметно. И крутой откос железнодорожной насыпи тотчас же мог скрыть от рабочих всякого пассажира, выпрыгнувшего из вагона.