– И что с того? В городе я недавно, никто на меня, сдается, пристального внимания не обращал, а значит, никто не успел запомнить. Мало ли народа прибывает в город и убывает из него каждый день? Всех и не упомнишь. Просто сменю квалификацию, да и все тут. Конечно, из гостиницы мне придется уйти, потому что где это видано, чтобы кладовщик проживал в гостинице? Придется снять скромный угол. Например, обосноваться на этой самой квартирке. Как ты думаешь, бабуля не будет против?
– Думаю, что нет, – сказал Расторгуев.
– Вот и отлично. Значит, мне только и остается, что пристроиться раздатчиком взрывчатки и ждать, когда рыбка клюнет. И ты должен мне в этом помочь. Поговори с директором шахты или с кем хочешь, осторожненько все ему объясни… В общем, ты знаешь, с кем говорить и что сказать.
– Но все места на складе взрывчатых веществ наверняка заняты…
– Пускай директор отправит кого-нибудь в отпуск.
– Какой там отпуск? Сейчас все отпуска отменены. До полной победы.
– Ну, пускай кто-нибудь из раздатчиков неожиданно заболеет какой-нибудь ужасной болезнью. В общем, придумай что-нибудь сам. Но завтра я уже должен красоваться на складе.
Глава 17
В сорок первом году, когда Ивана Геппа привезли в Прокопьевск, ему, как человеку семейному, выделили отдельную комнату в бараке. Геппу сказали, что он будет работать на шахте «Поварниха», которая находилась от барака далеко, едва ли не на другом конце города. Добираться каждый день на работу и возвращаться с работы приходилось долго и тяжело, а осенью и зимой – так просто мучительно. Но деваться некуда. Пока была жива супруга, Гепп искал возможность переселиться ближе к шахте. Но когда жена погибла, он прекратил свои попытки переехать, смирился со своим жилищным положением и продолжал ютиться все в той же комнатке, которую ему выделили изначально.
Его соседями были люди разные: частью такие же ссыльные, как он сам, частью – люди вольные. Иногда кто-то куда-то переселялся, кто-то умирал, жилплощадь освобождалась, но долго никогда не пустовала: почти мгновенно в освободившуюся комнату вселялись новые жильцы. Шла война, жилья в городе не хватало, многие жили в землянках, по сравнению с которыми барачные комнатки считались просто-таки роскошными апартаментами. В них был деревянный пол, имелись печи, которые можно было топить, что в условиях Сибири имело немаловажное значение. Оттого-то все и стремились поскорее занять такую жилплощадь.
Комната, в которой жил Гепп, была крайней, а это означало, что соседи у него были лишь с одной стороны. В соседней, разделенной тонкой стенкой комнате жила женщина, которую все звали Степанидой. Жила она одна, без мужа, но зато со взрослым сыном. Впрочем, ее сына Гепп видел лишь несколько раз и то мельком. Вскоре после того, как он заселился в комнату, сына призвали в армию и отправили на фронт.
Жила Степанида тихо, никаких громких звуков сквозь стену Гепп никогда не слышал. Но вот в последнее время он их стал слышать. Иногда в вечернее и ночное время за стеной звучали приглушенные голоса: один женский и другой низкий, как бы мужской. Вначале Гепп не обращал на голоса никакого внимания – бубнят себе и бубнят. Затем он подумал, что, должно быть, Степанида обзавелась тайным ночным сожителем. Иван по-прежнему не вникал в еженощные ночные бормотания за стеной – они его никак не касались.
Но однажды, возвращаясь поздним вечером с работы, он ненароком обратил внимание на оконце комнаты соседки Степаниды. Окошко было тускло освещено, шторки раздвинуты, и в окно, прислонясь к стеклу, смотрел какой-то мужчина. Или даже не мужчина, а парень. Увидев Геппа, парень в испуге отпрянул от окна, чья-то рука моментально задернула шторки, свет в комнате тотчас же погас.
Ивану это показалось странным, но он не придал этому мимолетному событию особого значения и, наверно, забыл бы о нем, если бы этот случай не повторился, причем почти точь-в-точь. Было такое впечатление, будто у Степаниды проживал какой-то парень, и он не хотел, чтобы его видел кто-нибудь посторонний. А это означало, что парень у Степаниды прятался. А коль прятался, то, значит, имел на то причину. То есть был не в ладах с местной властью, и причем в больших неладах, иначе зачем было прятаться?
По большому счету, Геппу было все равно, кто прячется у Степаниды. Не в ладах, так не в ладах. Он, Гепп, и сам был не в ладах с властью, но скрывал это всеми доступными способами. И потому он даже втайне сочувствовал незнакомцу, прячущемуся у соседки за стеной, кем бы этот незнакомец ни был. Он даже готов был ему помочь, если его помощь когда-нибудь понадобится, хотя, конечно, понятия не имел, в чем такая помощь может заключаться.