Человек с двойным лицом

На этом совещание закончили. Надо было хорошенько отдохнуть, кто знает, какой выдастся предстоящая ночь.

В 13.10, предупредив Шелестова, Сабаров пошел к бывшему водителю автобуса. Вернулся через два часа навеселе.

– Извините, ребята, малость выпил.

Шелестов строго спросил:

– С водителем разговаривали?

– А как же! И вот что узнал. Маханова он запомнил: не каждый день из Москвы сюда ездят. Вспомнил, что тот на похороны отца ехал. С ним же из города возвращалась в Олевск и Клавка. Эта – постоянный пассажир. Моталась туда-сюда, пока ходил автобус. Васька «шалавой» ее назвал, но девка в принципе неплохая, душевная. Вот так, гости дорогие, ваш Маханов, оказывается, знаком с нашей Клавкой. Василий слыхал, как она липла к москвичу, все звала к себе, адресок давала, но того подвода встречала, и он сразу уехал в деревню. Больше ничего о них Буров сказать не может. Не видел он с тех пор Маханова. Клавку видел, а Маханова нет.

Коган кивнул:

– Получается наш клиент у Клавки. Это уже лучше. Будем брать, командир? – взглянул он на Шелестова.

– Да, но только – как стемнеет. Пойдем я и Сосновский.

– Может, лучше мне поговорить с ней? – предложила Анастасия. – Баба с бабой всегда общий язык найдет.

Шелестов отрицательно покачал головой:

– Не в этом случае, Настя. Сейчас она тебе ничего не скажет и на порог не пустит.

– А вас пустит?

– А мы и спрашивать ее не будем. Зайдем аккуратно, и все. Объясняться с Клавдией Маханову предстоит.

– Ну, дело хозяйское.

День просидели дома. В небе кружились самолеты-разведчики, так называемые «рамы», но ни бомбардировщиков, ни истребителей не было. Советские самолеты тоже не показывались.

Как стемнело, Шелестов с Сосновским пошли к берегу реки. Взяли с собой сеть, что сделал Яков Михайлович. Даже не сеть, а скорее «телевизор», так называемая сетка, что натягивают на деревянную рамку и бросают с приманкой в воду. Яков Михайлович все удивлялся, зачем мужикам сетка, но ответа так и не получил.

К плетню, как и прежде, выскочила овчарка. Принюхалась – вроде знакомый запах, но все равно зарычала. Шелестов кивнул, Сосновский мастерски набросил на пса сетку. Тот крутанулся и запутался. Завалился набок, зарычал, стал грызть прочный капрон. Тем временем офицеры перепрыгнули через плетень и прошли через огород к внутреннему двору. Оттуда – к задней двери. Она была открыта.

В сенях и столкнулись с женщиной в летнем сарафане с керосиновой лампой в руке. При виде мужчин, она взвизгнула:

– Ой! – И едва не выронила лампу.

Шелестов прижал ее к стене:

– Тихо, Клава, мы не враги, нам нужен Николай. Он у тебя прячется?

Женщина на удивление быстро взяла себя в руки и умело изобразила изумление:

– Николай? Какой Николай?

– А ну, идем в комнату. Там поговорим, глядишь и постояльца твоего увидим. Тебя не тронем, не бойся.

Женщина друг рассмеялась:

– Ох и напугали – не тронут они! Да я таких, как вы, видела-перевидела. Знали, наверное, к кому шли.

Этот показной игривый тон не понравился Шелестову. Женщина в подобной ситуации должна была вести себя по-другому.

Сосновский буквально затолкал ее обратно в дом.

Комната оказалась небольшой, чистой и уютной. Из комнаты – дверь в спальню.

Сосновский заглянул туда:

– Пусто, командир!

– Хорошо смотри: под кроватью, за шкафами, окна проверь, не открыты ли?

– Угу.

Осмотрели все. Шелестов усадил Клавдию Воронко на стул. Сам сел напротив.

– Дело серьезное, Клава. Говори, где прячешь Николая Маханова?

– Да чего вы привязались? Если вы о московском инженере, то он был у меня с неделю назад. Перекантовался и ушел.

– Как он мог уйти – контуженый и раненый?

И опять женщина очень умело изобразила удивление:

– Кто контуженый и раненый? Колька? Всем бы такими контужеными быть!

– Ты не ври, все равно правду узнаем.

– А я ничего не таю. Говорю, как есть. Познакомились в автобусе, он на похороны отца ехал, все вздыхал, что не успевает. Я еще тогда предложила ему зайти. Он отказался, да и дед его на повозке встречал. Я ему адресок дала. Он потом пришел. Это уже когда Молотов по радио о войне объявил. Той ночью и пришел. А утром ушел. Я еще спросила: может, помочь подводу найти, с машинами-то у нас туго. Он отказался, сказал, что есть транспорт. И все.

– Ушел, значит?

– Ушел. Как все мужики. А ты ничего. – Клавдия вдруг кокетливо посмотрела в глаза Шелестову. – Я недорого беру. Можно продуктами или бутылкой. Только ты товарища своего спровадь. Он, если захочет, после зайдет.

Максим внимательно посмотрел на Клавдию:

– И не надоело?

– Чего? – не поняла женщина. – Так это мое любимое занятие.

– Комедию ломать не надоело?

Воронко вздохнула:

– Да чего мне ее ломать? Я тебе любовь предлагаю.

– Где Николай?

– Опять двадцать пять! Ты что, не понимаешь? Ушел он. Утром, 23-го числа, и ушел. Сказал только, что ему срочно надо на работу.

– На какую работу, говорил?

– Что-то было. Вроде, как инженер он на заводе. Кандидат наук. Ждут подчиненные. Оттого и торопился.

– Ушел, значит?