Человек с двойным лицом

– О тех, кто жил в 14-м доме. И что теперь делать, командир?

– Не знаю.

Сосновский сказал:

– Вчера над райцентром летали разведчики, сегодня бомбили «Юнкерсы», значит, вот-вот сюда придут германские войска. Уходить надо, и чем быстрее, тем лучше.

Буторин невесело усмехнулся:

– Далеко ли мы уйдем? Немцы двинут прямо на Киев. Куда ни пойдем, везде на них нарвемся.

– Отставить разговоры, – прервал подчиненных Шелестов, – напоминаю: мы здесь для выполнения задания майора Платова и лично товарища Берии. Если вернемся ни с чем, в лучшем случае загремим обратно за решетку. А вернее всего, нас просто поставят к стенке. И потом, мы не обязательно должны притащить Маханова живым, достаточно будет доказательств его гибели. Так что продолжаем поиски.

– Каким образом? – поинтересовался Коган.

– Надо просчитать, где могла прятать Маханова Клавдия.

– Но как?

– Я бы тебе ответил, Боря. Возвращаемся к Анастасии, говорим с ней и с отцом. Может, еще чего узнаем. Нам не надо бродить по улицам. Все, бегом на Чистую.

Офицеры вернулись в дом Анастасии Степко.

Та сказала, что отец ушел. Куда – неизвестно, вроде чего-то проверить хотел. А что именно – не сказал. Ушел и все.

Отсутствовал он около часа. Вернулся, присел за стол:

– Как вы ушли, я стал думать, где Клавдия могла прятать вашего человека. Сначала ничего в голову не приходило, а потом, как обухом, – она же постоянно к местной повитухе бегала, к бабке Варваре! Где, как не у нее и мужика прятать! Пошел я к ее двору. Дом уцелел, сад маленько побило да сарай с земляным погребом. Бабке Варваре досталось – лежит у овчинника вся в крови. Я прошел в дом. Там никого, но, что странно, крышка чердака открыта. А чего бы ей быть открытой? Хотя, конечно, бабка могла лазить туда, там у нее припасы хранятся. Но если сама лазила, то закрыла бы крышку-то. Поднялся я наверх: мусору там – завались, а у слухового окна… матрац с простынями свежими, одеялом и подушкой. И – следы к лестнице.

Офицеры переглянулись:

– Маханов?

– Кто его знает, может, он, а может, кто другой от мобилизации скрывается.

– Надо посмотреть. Идем, – вскочил с места Шелестов.

Но не успели офицеры выйти на крыльцо, как тут же кинулись обратно в хату. По Чистой улице ехала колонна мотоциклов с колясками, на которых восседали немцы. На турелях колясок хищно торчали пулеметы. Прошли мотоциклы, появились бронетранспортеры, за ними средние танки. В райцентр заходили германские войска.

Шелестов в сердцах выругался:

– Ну вот и дождались немчуру.

Анастасия проговорила:

– Что теперь будет?

– Хреново будет, – сказал Коган и посмотрел на Шелестова: – Твое решение, командир?

Майор не стал мешкать:

– Пока немцы не начали патрулирование, отходим.

– Куда? На восток ходу нет.

– А мы пойдем на запад и дальше – на север.

– Не понял, – подал голос Сосновский.

– Нечего тут понимать. Давай, Миша, в палисадник, как пройдут – перебежками к Прибрежной, оттуда аккуратно выходим к реке, берем лодки и переправляемся через Терев. Далее – к месту засады и в лес. Там скажу, что будем делать. Вопросы не принимаю, Сосновский, вперед!

Капитан метнулся во двор, оттуда в палисадник. Залег под кустами сирени и чубушника.

Шелестов повернулся к Анастасии и ее отцу:

– Спасибо. Мы уходим. Нас тут вроде никто не видел, если будут спрашивать – все отрицайте.

– Понятно, – пробурчал Сабаров, – вы сами-то берегитесь, а то пропадете ни за понюшку табаку.

– Не пропадем.

Сосновский постучал в оконце:

– Улица свободна.

Офицеры вышли из хаты и метнулись через дорогу. Проулком вышли к Прибрежной улице, залегли в кустах. Пропустили двух мотоциклистов, один из которых крутил кинокамеру, снимал разрушения. Другие весело смеялись.

Группа Шелестова вышла к берегу. Отвязали лодки, переправились на тот берег, вышли к полю, там опять залегли.

Шелестов приказал:

– Смотрим, слушаем!

В городке послышались крики, потом раздалась стрельба.

Буторин, смотревший за райцентром, доложил:

– Прогнали несколько семей. Детишки, бабы молодые и старики, мужиков не видать. Повели к центру. Похоже – евреи…

Шелестов сквозь зубы процедил:

– На расстрел погнали. Эти суки евреев да цыган на дух не переносят, бьют всех, кто попадается.

– И чего они им плохого сделали? – спросил Сосновский.

– А то, что жить осмелились. Ладно, вроде все тихо, уходим в балку.

Группа перебежала в неглубокий овраг. Дорогу знали – бывали уже здесь.

Внезапно Буторин, поднявшись на край оврага, крикнул:

– Мотоциклисты и колонна из десяти машин идет в сторону деревни.

– Понял, – ответил Шелестов, – что по курсу?

– Ничего.

– Следуй по верху, контролируй дорогу, – приказал майор.

Два километра преодолели за полчаса. Вошли в лес. Сделали привал. Теперь Шелестов уже вынужден был выставить охранение. Назначил Сосновского.

Перекусили, перекурили, тщательно спрятали остатки пищи и окурки. Буторин высыпал на траву бесцветный порошок, отбивающий нюх у собак. Страховка, как говорится, лишней не бывает.

Углубились в лес, пошли вдоль дороги. Больше шума моторов не слышали. В небе прошли две немецкие «рамы».

Коган проговорил:

– Высматривают, суки, новые цели.