– Вот те крест, Фома неверующий. – Она перекрестилась, вышло неуклюже, не верила она в Бога. – Нету его тут, хоть весь дом переверните. – И вдруг спохватилась: – А вы кто такие будете? Лезете в хату, а кто такие, не говорите.
– Тебе это знать не обязательно. Мы друзья Николая.
– У него тут, в райцентре, и знакомых-то нет, не то что друзей.
– А мы из города.
– Не говорил он о друзьях. Хотя, нет, говорил. О Семене, как его фамилия-то?.. Но тот в деревне, шофером.
Сосновский тем временем слазил на чердак, осмотрел погреб, сарай.
– Никого, командир. Но кто-то здесь был. И совсем недавно.
Шелестов посмотрел на женщину:
– Слышала, Клава? Товарищ говорит: недавно был.
– Были. Но не Николай – другие. А я не скрываю! Да и бесполезно скрывать – соседи все одно видят. Вы их порасспросите, может они видели, как Николай уходил. Он заметный: в костюме, в шляпе, с галстуком да с чемоданом. Туфли у него еще такие – в наших магазинах не купишь. В общем, видный мужик.
Сосновский воскликнул:
– Командир, да она нас за нос водит!
(По дороге сюда офицеры договорились не называть друг друга по имени.)
– Да вижу.
– Может с пристрастием ее допросить?
Женщина попятилась к печи, потянулась к кочерге:
– Чего это вы задумали? Какое еще «с пристрастием»? Кто вы такие?
– Успокойся, – сказал Шелестов, – и сядь на место. Сказали же, не тронем.
Клавдия села.
Шелестов улыбнулся. Это было для нее неожиданно:
– Это хорошо, Клава, что ты своих не сдаешь. Молодец. Тебе в артистки надо, такой талант пропадает. Но, понимаешь, нам очень нужен Николай. Вижу, не скажешь ты правду. Тогда поступим так. Ты его спрятала, это понятно: уехать он не мог, прийти к тебе в костюме и с чемоданом – тоже. Без тебя нам его не найти. Давай договоримся так: мы сейчас уйдем, а ты пойдешь к нему и скажешь, что его ищут люди от Платова, запомни эту фамилию – от Платова. Были только что и еще придут завтра вечером. Вот увидишь: он сам захочет с нами встретиться. И не беспокойся, следить за тобой никто не будет.
– А что мне беспокоиться? Пустое это все, командир.
На слове «командир» она усмехнулась.
– Пустое, не пустое, сделай, как прошу. Это в первую очередь надо самому Николаю. Завтра в это же время мы опять придем. Встреть нас у задней калитки и собаку закрой.
Женщина проговорила:
– Видела я разных, но таких не приходилось. Ступайте к чертовой матери, мне в уборную надо.
– Дверь не забудь закрыть, – улыбнулся Сосновский.
– А это не твое дело, – огрызнулась женщина.
Офицеры ушли. Прилично отойдя от участка Воронко, Сосновский проговорил:
– Ух и хитрющая баба! А говорит-то как убедительно. И не соврала, и правду не сказала. Хитрая.
– Да, повезло с ней Маханову. Без Клавдии пропал бы.
– Уверен, что завтра выйдет.
– Уверен. У него другого выхода нет.
Ранним утром 4-го числа жители Олевска проснулись от угрожающего рева немецких самолетов. Завизжала сирена, установленная на столбе одной из школ. Люди бросились в подвалы. На районный центр заходили «Юнкерсы».
Казалось, для чего им этот небольшой городок, но, видно, в планы германского командования входило полное разрушение Олевска. Начали рваться бомбы сначала на железнодорожной станции, затем в центре, потом на реке – бомбили мост. Самолеты заходили волнами, сбрасывая десятки пятидесятикилограммовых бомб. Грибы разрывов выросли и на Чистой улице, и на Прибрежной.
Клавдия уже поднимала крышку подвала. Еще немного, и она была бы в безопасности, но бомба попала точно в хату. Раскатились во все стороны стены, отбросило к плетню верного пса Бурана, крыша обрушилась и вспыхнула ядовитым пламенем…
Последнее, что подумала Клава: «Лишь бы дом бабы Варвары не разбомбило!» В следующий миг ее разорвало на куски и завалило горящей соломой.
Были уничтожены два соседских дома и еще три напротив, разрывы перепахали берег реки. Досталось и Чистой улице, но, слава богу, в стороне от домов Сабарова и его дочери, Анастасии.
Как только самолеты ушли, наши стали вылезать из подвалов. Вокруг дым, копоть, пыль.
Шелестов бросился на Речную улицу и замер: на месте знакомых домов дымились развалины.
Подошел Коган:
– Беда, командир…
– Чертовы немцы – разбомбили улицу.
– Я не понимаю, почему они вообще налетели на райцентр.
– Об этом ли думать? У нас был прекрасный шанс найти Маханова, а теперь ниточка оборвалась. Погибла Клавдия.
Подбежали и Буторин с Сосновским.
– Может, она жива? – с надеждой проговорил Коган. – Разбитый дом – еще не факт.
Шелестов уцепился за последнюю соломинку:
– Осмотрим развалины, может, Клавдия действительно успела укрыться? А я пройду по улице. Не исключено, что она там, где спрятан Маханов.
Но все было бесполезно. Офицерам не пришлось разбирать руины. Они нашли фрагменты ее тела у обгоревшей стены.
Шелестов сплюнул с досады:
– Черт, а так все хорошо шло!
Сосновский проговорил:
– И теперь мы не знаем, жив ли Маханов. По улице разрушено больше половины домов. А Клавдия наверняка прятала конструктора где-то поблизости, чтобы навещать, не привлекая лишнего внимания.
– Стариков тоже прибило, – вздохнул Коган.
– Ты о чем? – спросил Шелестов.