Человек с крестом

— Вам, выходит, не бог нужен, а утешение на старости лет. Сами вы себя обманываете. Сами ругаете попов, а идете к ним. Но я верю, тетя Паша, верю: не может быть, чтобы, увидев истинное лицо вашего батюшки, вы не разглядели ложь, которой он вас учит. Истина все-таки одна, и она восторжествует. Не может такого случиться, чтобы правда гнила под лавкой, а ложь царствовала. Вы сами, верующие, когда-нибудь разоблачите попов.

— Я его, гниду поганую, в сей момент могу донага раздеть. Я всю его мерзкую жизнь знаю.

— Ну уж!

— А что ты думаешь? Или я напрасно в прокуратуре работаю сорок лет?

— А как это вы можете знать всю его жизнь? Ему уже под семьдесят, наверное, а вам и шестидесяти нет.

— Ну и что с того? Все равно знаю. Вот тут все прятала. — Сухонькая рука ее легла на грудь. — Тетка Паша никому в жизни не врала. Никому! Ни разу! Ни на боже мой! Но уж если я замечу, что мне брешут в глаза, я в жисть не прощу. Я по правде жила и по правде буду жить.

Павел Иванович нахмурился. Потом встал.

— Тетя Паша. Вы уж меня извините. Сколько раз за сегодняшний день мы начинаем этот разговор, а вы только по губам мажете. «Я знаю», «Мне известно». У меня складывается впечатление, что вас отец Василий чем-то обидел, вот вы и говорите о нем плохо. А на самом-то деле вам мало что известно.

Павлина Афанасьевна, глубоко задетая, кажется, не верила своим ушам. Лузнин почувствовал, что хватил лишку, но было уже поздно.

— Вот ты как со мной. Тебе хвакты нужны, — рассердилась Павлина Афанасьевна. — Ладно. Я тебе дам эти хвакты. У меня их во сколько! — Она провела маленькой ладонью по подбородку.

— Не сердитесь на меня…

— Ты уж молчи. И сиди тут. Я тебе за руку приведу один хвакт. Пусть он сам говорит, а я, старая, помолчу да погляжу на тебя. Вот так вот.

Павлина Афанасьевна появилась через полчаса. И не одна. Вслед за ней шла женщина лет тридцати восьми-сорока. Была ока среднего роста, небрежно одета во все черное, и только голову она повязала сереньким платком.

Лицо ее было округлое, с высоким, слегка выпуклым лбом и красивым разлетом бровей. Вздернутый носик, полные чувственные губы с грустно опущенными уголками и мягкий подбородок делали бы это лицо милым и привлекательным, если бы не его болезненная бледность. Уже давно потухли глаза и появились отечные мешки под ними, а неприятная одутловатость щек грубо нарушала созданную природой гармонию красоты.

Бросалось в глаза и другое. Хотя эта женщина и казалась испуганной, чем-то травмированной, но на нее нельзя было смотреть равнодушно. Она вызывала сочувствие, необидную жалость к себе. Павел Иванович поймал себя на мысли, что ему хочется помочь ей, встряхнуть, ободрить.

— Вот тебе, Паша, первый хвакт. Любуйся на голубушку! — Павлина Афанасьевна живо повернулась к женщине. — Ты у меня всю правду, как есть, выложи. Я те из беды вытянула, все сделала, так уж тут не финти. Слышь, Марья?

— Слышу, тетя Паша, — шепотом ответила женщина, даже не взглянув на Павлину Афанасьевну. Гостья почему-то глаз не могла оторвать от лица Лузнина, она испуганно таращила их, будто ожидала от него чего-то, очень для себя страшного.

— Да вы садитесь, не знаю, как величать, — как можно мягче сказал Павел Иванович, придвигая женщине стул. — Садитесь, прошу вас.

— Марьюшкой ее зовут. Иль просто Марья. Чего вам всякие отчества. Мы люди простые, и разговаривай с нами попроще.

Павел Иванович улыбнулся.

— Ну, проще так проще. Разговор-то с чего начнем, тетя Паша? — осведомился Лузнин.

— Говори ты, Марья. А я, коли понадобится, тоже вставлю словечко.

Мария Ильинична Разуваева, так полностью именовали эту женщину, рассказала удивительную историю. Она-то и заставила Лузнина глубоко и всесторонне изучить жизнь церкви и ее служителей. Правда, трудился не один он: сроки следствия были довольно жесткими.

Постепенно в руках Лузнина сосредоточился обширный материал, который и взят за основу этого повествования. Материал имеет многолетнюю историю. Но мы начнем эту историю не от Адама, а изложим в той последовательности, в какой двигалось следствие.

Часть первая ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ

Глава 1 Бог умеет мстить

Они жили, не регистрируя брака, потому что первая жена ее суженого не хотела давать развода. Детей у Андрея от первого брака не осталось, поэтому ничто его около той женщины не удерживало. Но Андрей и Мария пожили вместе всего полгода. Началась война. Андрея призвали в армию. Он сразу же попал на фронт и погиб. Так ей сообщили. Она не верила, но поверить пришлось.

Осталась Мария Ильинична одна. Был у нее в деревне под Петровском небольшой домик, но его сожгли немцы. Без нее сожгли, потому что она была в то время в эвакуации. Когда кончилась война, Мария Ильинична в деревню не поехала — никого у нее там не осталось. Пришлось снимать углы в Петровске.

На небольшую зарплату жилось трудно, но одной все-таки прокормиться не так уж тяжело. И все было бы хорошо, может, со временем и семья бы сложилась: за Марией Ильиничной ухаживал бравый парень, в прошлом