Человек с разрушенных холмов

- Самое большее - до десяти долларов. Как правило, начинают с доллара и доходят до трех или пяти. Обычно ставка в пять долларов считается весьма крупной. Лишь раз мне пришлось быть свидетелем, когда дошли до десяти... а это большие деньги. Здесь никто, кроме Роджера Бэлча, не позволит себе дать такую цену, разве что майор.

- А сам Бэлч?

Фуэнтес улыбнулся.

- Шутишь, амиго. Бэлч не тратит деньги на такие развлечения. Скорее всего, он будет участвовать в аукционе, но не пойдет выше трех долларов.

- А как насчет коробки Энн Тимберли?

Фуэнтес бросил на меня быстрый взгляд.

- А ты любишь играть с огнем, амиго. За нее цена поднимется до трех, может быть, пяти долларов.

- А у Хины Бенн?

- То же самое.

- Тони?

- Si?

- А эта маленькая девушка, которая приехала одна. Ей нужно пораньше уехать отсюда... Представляешь, ей известно обо мне то, что больше никто не знает, по крайней мере, здесь.

Он посмотрел на нее, потом на меня.

- Я же говорил тебе, что впервые ее вижу и не заметил, как она приехала. Она что-то знает о тебе? Может, ее родня из тех же мест, что и ты?

- Нет... Уверен, что нет. Я никогда ее не встречал. И потом, в радиусе пятидесяти миль от моего родного ранчо нет такой девушки, которую я не знал бы.

Фуэнтес усмехнулся:

- Мне стоило бы заключить пари. Значит, у тебя есть ранчо?

- У нас... у моей матери, моего брата и у меня.

- И все-таки ты здесь?

- Где-то там за горами находится земля обетованная. Я был рожден для того, чтобы найти ее.

- Как и я, но мы никогда не найдем ее, амиго.

- Надеюсь, что нет. Я рожден для дороги, а не для того, чтобы дойти до конца. - Я помолчал. - Мы - ты и я - рождены, чтобы открывать и обустраивать для тех, кто придет за нами. Они будут жить на более богатой и плодородной земле, но путь к ней прокладывать нам. Мы отправимся в далекие земли, где нашими спутниками будут лишь ветер, дождь и солнце, и пойдем теми тропами, которыми ходят индейцы и бизоны.

- Ты говоришь, как поэт.

Я криво усмехнулся:

- Да, и работаю как вол, очень много, но именно эта поэзия и заставляет нас двигаться. Жить беспокойной жизнью - мое благословение или мое проклятие, смотря с какой стороны взглянуть. Все они, - - я обвел рукою зал, - живут в поэзии и в драме, живут ради будущего, только сами не подозревают ни о чем - они просто так не думают. Большинство из них в юности наслушались рассказов людей, побывавших за горами или мечтавших об этом, а те, кто не слышал, читали о них в книгах.

Однажды я разговаривал со старым стрелком, который еще мальчиком работал на ферме в Айове. Как-то к ним на двор въехал человек с винтовкой и револьвером, в одежде из оленьих шкур и широкополой шляпе, на великолепном черном скакуне. Он хотел только одного - напоить коня. Но мальчик уговорил его остаться поужинать и переночевать и весь вечер слушал его рассказы об индейцах и бизонах, но в основном - о необъятной земле, далеких горах и равнинах, поросших колышущейся на ветру высокой травой.

Фуэнтес кивнул.

- Со мною было точно так же. Когда мой отец возвращался с гор, он рассказывал нам о медведях или львах, которых видел. Он мог приехать пыльным и усталым, с руками, задубевшими от лассо и клеймения и ежедневной двадцатичасовой работы, но от него пахло лошадьми и дымом костра. А однажды он не вернулся.

- Ты и я, - однажды мы тоже не вернемся.

- Его убили апачи. Когда закончились патроны, он стал драться ножом. Несколько лет спустя я жил среди индейцев, и они рассказали мне о нем. Они пели о нем песни и о том, как он погиб. Так они выражают свое восхищение перед отважным человеком.

- Мы заговорили о слишком серьезном, Фуэнтес. Я собираюсь принять участие в торгах.

- Я тоже, но будь осторожен и не заходи слишком далеко. У меня нехорошее предчувствие насчет сегодняшнего вечера.

С улицы подтягивались люди и рассаживались на скамейках и стульях так, чтобы видеть небольшое возвышение, где выставлялись на аукцион коробки. Мы их тоже видели со своего места - аккуратно сложенные, украшенные бумажными бантами, заботливо перевязанные цветными ленточками. Можно было поспорить, что большинство коробок предназначалось кому-то персонально.

Мне хотелось заполучить коробку Энн Тимберли, но этого не хотелось ей, и, скорее всего, она не стала бы даже разговаривать со мной, если бы я завладел ее угощением. Однако существуют и другие способы добиться желаемого, а у меня имелись на этот счет собственные соображения.

Хина Бенн... вот девушка! Но если я стану торговаться из-за ее коробки, то могу сцепиться с Куртом Флойдом, а поскольку сегодня вечером всем нашим ребятам с ранчо грозили неприятности, то личные ссоры стоило отложить. В любом случае я знал, что собираюсь предпринять.