Человек с железным оленем

— Заходил в мою ярангу прошлым летом. Вместе с дочерью Мэри. Красивая, — рассказчик посмотрел на окна в потолке и добавил: — Мне очень не везло. Была своя небольшая шхуна — разбилась. А тут еще вот — он поднял култышки.

-- Что случилось? — поинтересовался Глеб.

— Гренландского кита к берегу поднесло. Мертвого. Я хотел поближе подтянуть по разводьям. Решил взорвать перемычки во льду. Сходил домой, взял динамит. Еще с Юкона привык с ним обращаться. А тут что-то не рассчитал, и патрон взорвался в руках…

Спасибо шурину. Он меня на своих собаках за два дня до мыса Дежнева довез. Там фельдшер был. Раны почистили, зашили. Так и стал безруким в шестьдесят-то лет. Сейчас старший сын помогает. Он рядом живет своей ярангой.

Судя по угощению, которое выставила хозяйка, пожилая, но очень миловидная чукчанка, одетая в цветную камлейку, сын кормил старика отменно. На столе были и масло, и какао, и сгущенное молоко.

— Это все с «Елизиф» привезли, — опять разгадал старик мысли гостя.

После ужина Воол закурил душистый табак, который хранился в железной коробке с надписью по-английски «Принц Альберт». В те годы именем этого столь «популярного» принца рекламировали и костюмы, и рубашки, и даже галстуки…

Гостеприимство норвежца хотя и казалось несколько наигранным, но Глеб его рассказы слушал с удовольствием. Старик, нацепив на култышку кожаную рукавичку с крючком, довольно ловко разложил карту. В молодости он бывал всюду — от Калифорнии до Якутии… Плавал на китобойных судах, ездил на собаках, ходил пешком. Воол знал Амундсена, Свердрупа и других известных путешественников. Они даже оставили у него в особой книге свои записи — впечатления от встречи.

— О, Амундсен чудак, — ухмыльнулся в усы Воол. — Забрал у нашего чукчи Какотта дочку и увез в Норвегию учиться. Это было, — протянул старик, — да, в 1922 году. Он там спал, в левом пологе, на матраце. А я Софью сам научил и читать, и писать. По-английски.

Глеб хорошо отдохнул у норвежца. Ночь провел на «амундсеновском» матраце.

— Думаю еще съездить на родину, — сказал Воол, когда прощались. — Подал просьбу о заграничном паспорте.

Слишком много воды. Ее шумные потоки разрубают снежные карнизы на обрывистых утесах-кекурах, пробиваются под сугробами, образуя мосты и арки. Все развезло: ручьи превратились в речки, низины — в болота и озера. Дорогу приходилось выбирать по косогорам или уходить на припай, хотя и он ненадежен — ожившее море отламывает и уносит целые поля. Но теперь словно сам ветер помогал велосипедисту. Всего лишь десятки километров отделяли его от крайней северо-восточной точки страны — мыса Дежнева.

Травина ожидала еще одна любопытная встреча. В устье небольшой речки, где в берег врезалась губа, удлиненная косой, он в свою паганелевскую трубу увидел шхуну. Среди ледовых нагромождений торчали скошенные назад мачты. Судно лежало на боку. Но над ним вился дымок.

Глеб, кружа между стамух, направился к шхуне. Через час с небольшим уже карабкался по обмерзшей палубе к входному люку. Навстречу выскочил человек с намыленной бородой. В руках винчестер.

— Мы подумали, медведь. Заходите, заходите, — крикнул вниз: — Аристов, принимай гостя!

В кубрике горел примус, возле которого стоял мужчина, плотный, среднего роста, и пек на нерпичьем жиру блины.

— Здравствуйте! Какими ветрами?..

Травин старался придерживаться народной мудрости, гласящей: «В многоглаголении несть истины» — и был предельно краток. И все же рассказ занял несколько часов.

— Слушайте, это же рекорд. Мировой! — восторженно оценили моряки путешествие.

Впрочем, они оказались вовсе и не моряками. Аристов — заведующий финансовым отделом Чукотского рика, а его товарищ — Рябов — учитель. Им поручили подготовить к перегону в Уэлен шхуну, отобранную у контрабандистов.

— Они сюда еще ходят. Жалко с даровой пушниной расстаться, — сказал Аристов. — У Свенсона нынешняя навигация тоже будет последней.

— А Алитет, — заметил учитель. — Его яранга у Северного мыса. Это уже свой притеснитель, чукча. У него и в Чауне что-то вроде фактории.

— Оборот в двенадцать тысяч рублей золотом, — подтвердил Аристов. — Тонко маскируется. Надо же додуматься: умер сын, так он крест на могиле поставил с надписью: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» «Марксист», а у самого в долговой кабале полберега!

— Из иностранцев еще Воол, — сказал Рябов.

— Я у него два дня назад был, — обмолвился Глеб. — Он рассказал свою историю — за золотом на Чукотку приехал.

— За золотом?! — Аристов расхохотался. — Я ведь тоже чуть золотоискателем не стал. Укатил было в Австралию.

— Куда?

— Да, да, как слышали, — подтвердил он. — Очистили мы в двадцать третьем году Дальний Восток от интервентов. Свет, думаю, теперь бы неплохо посмотреть. Для начала выбрал Австралию. И знаете, уже визу во Владивостоке добыл, ждал попутного парохода. Да встретился случайно с товарищем по партизанскому отряду.