Науканцы, увидев, что русские собираются восстановить крест, сбежались на берег. Среди них и Напасак и старик-силач Коол, с сыном которого вчера боролся Травин. Старый Коол сказал, что он сам тащил сюда, к памятнику, связку железного троса.
— Из русских никто не мог поднять, — похвалился он. — Семь пудов, говорили.
— Тут еще каменные ступени были, — вспомнили Другие.
— Таньги «ура» кричали, всем науканцам давали подарки, — сказал Напасак. — Велели крест беречь…
— Его уже однажды поднимали, — включился в беседу русский старожил. — В 1913 году. Заходили корабли «Вайгач» и «Таймыр» — плыли из Владивостока на север.
«Вайгач»? — И Глеб вспомнил начальника Карской экспедиции Евгенова. — Он ведь как раз тогда на «Вайгаче» служил. «Опять наши пути сошлись, Николай Иванович…»
Эскимосы и уэленские гости деятельно работали. Когда все было готово, одни по команде Глеба ухватились за железные оттяжки, другие подперли ствол, и крест под известное «и раз — взяли!» начал выравниваться, пока не встал в гнезде вертикально, темный, местами растрескавшийся, но все еще крепкий.
Оттерли до блеска и прибили у самого основания медную доску с надписью, на макушке перед подъемом укрепили свинцовый шар.
— Надо сообщить о памятнике в Петропавловск Новограбленову, — заметил Подкорытов на обратном пути.
— И вы знаете Прокопия Трифоновича? — удивился Глеб.
— Как же. Мы члены окружного краеведческого общества. Чукотка-то входит в Камчатский округ.
— Недавно по его просьбе отправили в Петропавловский музей гербарий, чучела птиц, костяные изделия, — принялась перечислять Ася.
Глеб поселился у Подкорытова. Председатель Северного туземного районного исполнительного комитета народов чукчей — так торжественно назывался этот советский орган — занимал в исполкоме крохотную комнатку. В ней стояли стол, сколоченный из ящиков, и еще один ящик, заменявший стул. На стене портрет Ленина и прибита красная звезда…
Травин зашел на радиостанцию и попросил передать радиограмму в Петропавловск. Начальник вместо ответа показал на мачту. Там на клотике болтался обрывок антенны.
— Я немного разбираюсь в радиопроводке, — заметил Травин, оценивая взглядом высоту раскачивавшейся на ветру деревянной мачты. — Если не возражаете, попробую починить.
— Учтите, другие уже пробовали, — заметил связист, подавая монтерский широкий пояс.
Трудности начались, когда Глеб поднялся на середину мачты. С северной стороны она оказалась обледенелой, а с южной — мокрой и скользкой. Наконец, коснулся клотика. Радист увековечил это, так сказать, достижение на фотопленку.
В Петропавловск полетела радиограмма:
ПОСЛЕДНИЙ РЕЙС «ЧУКОТКИ»
В середине августа к Уэленской косе подплыло с запада несколько байдар. На берег вышло два десятка русских. Впереди шел высокий светловолосый мужчина в морской фуражке. Воротник кожаного полупальто поднят, руки засунуты глубоко в карманы.
Глеб, который вместе с другими жителями поселка выбежал навстречу, удивленно остановился. В высоком человеке он узнал капитана шхуны «Чукотка», на которой когда-то плыл из Усть-Камчатска в Петропавловск.
Две недели назад на рейде Уэлена останавливался пароход «Лейтенант Шмидт», следовавший с пароходом «Колыма» в Якутию. Глеб побывал на нем и слыхал разговор, что и «Чукотка» сейчас идет в Чаунскую губу, а затем направится еще на остров Врангеля. И вот столь неожиданно капитан шхуны здесь.
— Раздавило льдами вблизи Ванкарема — брошенная кем-то фраза все разъяснила: прибыла команда погибшей «Чукотки».