Защищаться было сложно.
— Ты хоть понимаешь, что он сделал? — хохотал следователь. — Мы же всем отделом веселимся, начальник верить не хотел даже поначалу.
Смех его был искренний. Никаких показаний от Саши он не хотел.
— У нас все на тебя есть, ты можешь молчать и сразу к сроку готовиться, — посмотрев вдруг пристально на него, сказал следователь. — Жалко нам тебя. — И добавил: — Ну надо же такими дураками быть.
Получилось все действительно по-дурацки. Судейские, к которым обратился Саша, видимо, не увидели в ситуации профита. Денег у Саши не было, влияния тоже. Его дело, чтобы не отказывать напрямую, скинули подвизавшемуся на мелких делах юристу. Судье, что рассматривал дело, звонить, конечно, никто не стал. Саше в этот момент надо было просто понять, что его вопрос не «решают». Но он не понял.
Юрист не мудрствовал. Он приехал к судье, попросил у секретаря листочек бумаги, написал на нем фамилию Саши — Перепелкин — и пониже фразу: «Готовы решить вопрос за 200 000 рублей». И номер своего телефона.
Сто тысяч рублей из Сашиных трехсот он рассматривал как комиссионные за свои труды. Саше об этом знать было необязательно.
Записку он попросил передать судье и ушел.
Судья прочел записку и удивился. Потом сделал звонок. Но не «защитнику» Саши, а приятелю из МВД, который быстро организовал оперативные мероприятия. И только потом судья позвонил юристу. А тот — Саше. Эти и все последующие их разговоры, конечно, контролировались. Все легло в уголовное дело, которое возбудили сразу после передачи денег судье.
На первом же допросе юрист признал вину, заключил досудебное соглашение и рассказал все. Приговорили его за посредничество во взяточничестве к четырем годам условно, учли признание и смягчающие обстоятельства.
А Саша вину признавать не стал. Он до конца верил в то, что он делал все правильно. По правилам. И получил за дачу взятки семь лет лишения свободы с огромным штрафом — четыре миллиона рублей.
В колонию он приехал без сомнений в том, что осужден незаконно. Пишет жалобы. Ждет УДО, хотя понимает, что отпустить его будет не по правилам, штраф он уплатить не сможет никогда.
Однако Саша уверен, что в этом случае и именно в отношении его из правил можно сделать исключение.
Либидо Артура
Артур смотрел на старшего дневального комнаты для длительных свиданий не моргая, и это были самые честные в мире глаза.
— Братан, ну давай решим вопрос, не сошлись мы с ней характерами, поговори с ментами, давай ее отпустим, ну не могу я с ней больше рядом находиться, не пара мы, понимаешь, вот сейчас дошло до меня, — быстро, но очень отчетливо и оттого убедительно говорил он и не мог понять, почему Вадим, этот повидавший зэк, улыбается.
Жена Артура, которая два часа назад зашла к нему на длительное свидание, диссонировала с ним. Он был невысокий, рано полысевший москвич неопределенной национальности, с протяжной, но в целом правильной речью столичного оперуполномоченного БЭП. В помещения для свиданий он пришел, переодевшись в гражданское, и спортивный костюм его был дорог по-настоящему, и Вадим это видел, он неплохо жил на воле и цену вещам знал.
Видел он цену и кожаной юбки жены Артура.
— А ты что скажешь? — спросил он у девушки.
— Ну, постараемся построить отношения, зачем сразу разбегаться. — Она сохраняла спокойствие.
Говор был явно не столичный, но разве это показатель для жены москвича?
— Ну вот видишь, — сказал Вадим, — стройте отношения.
Ему было весело.
Артур ушел, жена, чуть задержавшись, пошла следом. Через час Артур вернулся и шепотом попросил найти водки. Отказ был ожидаем, он вздохнул и ушел. Впереди были три ночи.
Приехал Артур в зону месяц назад. Живость ума, коммуникабельность и деньги помогли быстро освоиться и найти место. Хорошее место. На нем можно было не привлекая внимания прожить тот год, что оставался у него до условно-досрочного, набирать поощрения и ждать.
Одно не давало ему покоя. Полтора года он провел на централе, арест был внезапным и застал его в период без постоянной женщины. Тогда это ему даже нравилось, первый брак не задался, и свобода радовала. Но когда выяснилось, что, кроме родителей, прийти к нему на свидание некому, он задумался. В личном деле нужно было указать близких, кто может к нему приезжать, и в графе «Супруга» у Артура стоял прочерк. На момент заполнения анкеты он не смог назвать имени — не было уверенности. Столько раз он уходил от разговоров о браке, что звонить сейчас из тюрьмы женщине и сообщать, что теперь он согласен и даже указал ее как супругу в личном деле осужденного, было сомнительным ходом. Артур же привык поступать наверняка.
В зоне подобное случалось, там вообще все уже происходило когда-то, и Артуру подсказали выход. Надо было всего лишь договориться. К тем, кто договаривался, бывало, заводили на свидания «подруг». Эскорт в барак для длительных свиданий. Артуру даже дали номер телефона человека. И он позвонил.