Читаем Человек-тело полностью

— Я хочу узнать секрет его творчества, чтобы поведать своему любимому муччине! — ответила я, как обычно, на словах «любимому муччине», вызывая на изнанке глаз образ моего Беса.

Но как же этот сраный «писатель» хаял и честил Тюльпанова, одного из лучших писателей современной России!

3

Хочется все же по порядку: как все удачно началось и как трагически закончилось.

— Куплю себе модельное платье, — сказала я мечтательно, когда в то утро мы сидели за кофе с яйцом. — И ты наконец полюбишь меня, такую красивую.

— Нет, — коротко отрезал Бес.

— Что — и в платье не полюбишь? От Форестье?

— Нет, — сказал он, помешивая свой кофе. — Не будет платья. На деньги этого с позволения сказать писателя ты пройдешь реабилитацию в клинике. Затем ты вернешь писателю его компьютер и станешь его женщиной. Потом ты выйдешь за него замуж. А когда он умрет, ты унаследуешь все его имущество. И тогда я женюсь на тебе, такой богатой невесте. И мы будем неразлучны всю жизнь. Всю МОЮ жизнь.

— Шутишь? — сказала я, но, заглянув в его серые спокойные глаза, поняла, что он уже все решил за меня.

Моя голова поникла, лицо стало хмурым, сосредоточенным.

— И долго мне придется ждать, пока он умрет? — с грустью спросила я.

— Да нет, не очень, — пожал плечами Бес, опрокинув чашку на блюдце, встав с кухонной табуретки и отшвырнув ее так, что она упала, какое-то неясное время покачавшись на ножках, будто раздумывая, падать ей или нет… — Ты ведь поможешь ему в этом, — закончил он.

Так, слово за слово, шутка за шуткой и был озвучен этот грандиозный план. Оказывается, Бес навел за ночь справки инетом о писателе и выяснил, что этот человек является настоящим долларовым миллионером: он владеет трехкомнатной квартирой на Сретенке и дачей в ближнем Подмосковье, а наследников у него нет никаких.

— Ловко устроился кое-кто, — приговаривал Бес, разгуливая по комнате и хлопая кулаком в ладонь. — Надо бы этого кое-кого слегка потрясти.

План был прост и изящен. Фишка была еще и в том, что в план входила реабилитация, давняя моя мечта. Я крепко сидела на дряге, а слезть с герыча самостоятельно не может никто.

Это произошло со мной в первый же мой месяц в Москве. В медулище был ваник, единственный парень в нашей группе, все остальные были чиксы. Я понравилась ему, и это меня очень даже подняло в рейтинге. Он был так себе бикасик, но многие по нему сохли, и я страхалась с ним, чтобы досадить им. Шлюбовник он был слабый, дондонил вельми паршиво, кончал неизменно в простынь, на живот или на спину, даже когда мне было можно: так боялся, что залечу. И он был дилером. Слово за слово — присела я на геракла. В руки Беса легла уже конченной, он подобрал меня на приходе, на подъеме, я прожила у него два дня, будто бабочкой порхая, а на третье утро началась ломка.

Деньги у меня к тому времени кончились. Хотя я и тянула с отца изрядно, чтобы оплатить дозы, а родители думали, что я плачу за квартиру, хоть я уже три месяца как переселилась в общагу училисща, да еще придумывала отцу, что купила зимнее пальто, а сама наоборот — продала соседке по комнате теплые сапожки, и все для только того, чтобы оплачивать дозы.

Бес утром проснулся, увидел, какой у меня трясун. Дыры на венах он и раньше видел, конечно, потому что раздевал и купал меня за эти дни много раз, но я говорила, что сдаю кровь от бедности. Он лишь покачал головой и спросил телефон дилера. Сам с ним стретился, сам дозу принес. И невдомек ему было, что дилер мой шлюбовник.

[На полях: «Ну, положим, я это сразу понял, девушка: сначала по твоим глазам, потом — по его. Но не имеет это никакого значения.»]

Бывший, конечно, на тот момент. Потому что, как стретила я Беса, многое в моей жизни стало бывшим. Счастье ты мое, несчастье! Любовь и боль моя!! Горюшко ты мое!!!

С того самого момента, как его молниеносные руки подхватили меня на тротуаре, как я почувствовала его электрические, словно угри, руки, и до вот этой самой минуты, когда я сижу в комнате, а он сидит в своей, за стеной, и я жду, с нетерпением жду его — неужели и сегодня ночью он ко мне не придет? — с того самого момента и на всю жизнь я безнадежно и сладко люблю этого страшного человека.

— И еще, — добавил он, вернувшись к кухонному столу, опрокинув свою чашку и разглядывая натеки кофе внутри, — я буду вынужден немного поучить тебя хорошим манерам, как Пигмалион Галатею. В качестве его невесты тебе придется притвориться занимательной, трагической и трогательной девушкой.

— Намано! — сказала я. — Невеста-гневеста.

— И от таких вот словечек избавиться. Давай за каждое такое словечко, вроде «намано», я буду очень больно щипать тебя за всякие мягкие местечки, очень больно, как настоящий гусь.

— Прикольно! — сказала я, зная, что будет, и Бес немедленно ущипнул меня за жопку так, что остался синяк.

Много было потом таких синяков на всей мне, пока я не престала говорить «намано» и даже «нормально», откуда это словечко произошло, тоже перестала говорить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза