Человек-тело

Вот что беспокоило меня все это время, с самого начала, как мы стали осуществлять свой план. Бес сказал, что навел о писателе справки в инете — о его состоянии и квартире. Но разве могут быть такие сведения в инете? Может быть, Бес знал «писателя» раньше? Может ли быть такое совпадение, что человек, на пороге которого я случайно свернулась калачиком, был знаком ему? Впрочем, у Беса пол-Москвы знакомых, как он не раз говорил, и ничего невероятного в этом нет.

Опять думаю о Бесе, кто он такой? Бессольнов Виктор Андреевич, сорока восьми лет, родился в Казани, москвичом стал еще в юности, женившись на какой-то лохине, которая полагала, что он на самом деле ее любит, и полквартиры отдала за эту «любовь». О своей жизни в Москве он почти не рассказывает, зато часто вспоминает Казань. Как устраивали гонки на моторных лодках, вечеринки на речных островах… В Москве он закончил какой-то «вуз». Когда я спросила: что за «вуз», он сказал: это совсем не важно. После «вуза» он работал «в одной конторе», в какой — опять же не важно.

— Не важно, не важно все это, — как-то сказал он. — Все наши прежние профессии не важны. В начале девяностых все мы умерли и заново родились.

Я сама родилась в начале девяностых. Получается, что не на тридцать с чем-то лет он меня старше, а ровесник мой. И этого человека я люблю. Я безумно, до самой настоящей дури люблю этого мужчину.

2

Но неожиданно он предал меня. Все уже было готово, просчитано, но в один прекрасный день он вдруг отменил операцию. Напрасно я уверяла его, что все получится, что огромный ненасытный желудок с нетерпением ждет порции порошка.

— Мы не должны этого делать, — сказал Бес.

— Что, почему? — возмутилась я. — Уж не сострадание ли в тебе заиграло? И где же вы с ним были так долго?

— Нельзя делать этого СЕЙЧАС.

— Да что случилось?

— Случилось НИЧЕГО. Но ты должна потерпеть еще немного.

— Сколько мне терпеть?

— Месяц хотя бы.

— Я и так на пределе. Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ С НИМ, СЛЫШИШЬ?

Примерно такой был обмен СМСками, и не один раз. Бес явно что-то скрывал от меня. Что-то произошло. Я не желала ломать голову. Мой план теперь отличался от плана моего музчины. Действительно, как он заметил, самоубийство счастливого мужа со стороны выглядело бы странным. День за днем я выносила идею, как беременная вынашивает ребенка. И однажды я решилась:

— Я бы хотела с тобой напиться. До потери памяти, до чертиков.

Он выразил было сомнения, но я шлепнула о стол козырного туза:

— Я хочу узнать тебя изнутри, с этой, самой страшной твоей стороны. Потому что ты — мой любимый человек.

Когда ходила по магазинам, то позвонила Бесу и объявила о своем решении. Он возражал, но я прервала разговор и больше не отвечала ни на звонки, ни на смс. Тетрадный листок с «предсмертной запиской» я осторожно вклеила на место. Заветный листочек я хранила среди своего белья, так и прошла в туалет с полотенчиком на плече. Флаконцик с клеем, тягучим, как семя любимого, стоял на полке в туалете, среди прочих хозяйственных веществ. Теперь пометка на полях о вырванном листке, которую сделал «писатель», выглядела нелепо.

Я приготовила закуску. Нарезала его любимый сыр, красную рыбку, колбаску. Зарядила перстень. «Писатель» просто отравится алкоголем. Несчастный случай.

Звонил городской телефон, я не брала трубку. Пусть Бес понервничает. Когда все будет кончено — успокоится. Я ошиблась, подумав, что это был именно он, ведь обычно он спокойно звонил мне на городской, зная, что «писатель» не возьмет трубку. Я говорила с ним, будто с подругой, обиняками. Конспирация доставляла мне настоящее духовное наслаждение. Это была настоящая игра в войну: русская рулетка, русская радистка, Вера Засулич, готовая бросить бомбу в царя.

Тут зазвонил у него мобус. Он глянул на аппарат. Погасил звонок и швырнул аппарат на подушку. Сказал:

— Незнакомый какой-то номер. Может быть, некий дурак из прошлого приехал. Из какого-то далекого города. Желает со мной выпить, в ЦДЛ сходить. Болтун, монстр общения.

— Откуда же монстр знает твой мобус, если он из прошлого? Когда мобусов вообще еще не было…

— Да спросил у кого-то, чего тут неясного…

И тут раздался звонок в дверь. Три звонка, по городскому, по мобусу и в дверь, прошли один за другим, но я и подумать не могла, что это звонит один и тот же человек. Я посмотрела на «писателя». Его вафельник выражал торжество Наф-Нафа в каменном доме. Звонок повторился настойчивее, казалось, что он перешел на другой тон, будто имел несколько музыкальных клавиш.

Я подумала, что надо все-таки открыть. Вдруг это сосед какой-то? Очень будет хорошо, если он увидит, что в этот день мы сидели, пердели и мирно, красиво обедали: пили и ели. И очень будет плохо, если никто не откроет в этот день.

Я посмотрела на дверь квартиры через дверь кухни и коридор. Краем глаза увидела, как «писатель» встает, обходит стол. Подумала было, что он хочет почему-то открыть сам, хотя не делал этого уже много лет, но тут, оказывается, было совсем другое желание…