Человек-тело

— Дело в том, что я снова собираюсь замуж. А по бумагам выходит, что я с тобой не разведена. Ты между прочим двоеженец, — женщина чуть повернула голову и свела глаза в мою сторону, а я вдруг показала ей язык. — Вот-вот, язык! Ты, милочка, здесь вообще никто. Сейчас как дам этому делу законный ход, и новый брак господина Кокусева будет признан недействительным. Так что, не очень-то тут язык.

Я прикусила его нежный кончик, особо аппетитный для иных муччин. Меня словно снежной водой окатили. Да, в синей тетрадке об этом есть, но ведь всё давно быльем поросло.

— Но откуда ты… — замямлил «писатель». — Я же никому… Если только по пьяни кому…

— Вот-вот, — сказала Анна, — проболтался первому встречному. Я-то все эти годы думала, что это только я одна в одностороннем разводе. А как оказалось, и супруг также.

Она наклонилась над своей пухлой сумочкой, совсем уж доставая меня своей гладко заплетенной французской косичкой.

Из сумочки вытащила какую-то книжку, бросила, словно метая карту, на стол. Вот отчего пухлилась сумочка!

— Ничего не понимаю, — бормотал «писатель», вертя книжку в руке. — Ну, Тюльпанов. Знакомое имя. Читал, но… Неужели? — глаза его вдруг полезли на лоб.

— Вот именно, — зловеще прошептала Анна, — Тюльпанов — это и есть я.

Тут и я уставилась на Анну моими красивыми глазами с нескрываемым удивлением. Тюльпанов — женщина? Я знала, знала! Только теперь я поняла, что все время это знала. Так глубоко, так нежно проникнуть в душу человеческого мозга может только женщина. Я смотрела на Анну во все глаза, а она по-прежнему вертела своей маленькой головой, поблескивала косичкой, но теперь уже не казалась мне такой идиотски противной.

Она ловко выхватила из рук писателя книжку, раскрыла ее на гладкой коленке, зубами сорвала колпачок с гелевой ручки, которая откуда-то возникла в ее руке, коротко сверкнув сталью.

— Выходит, это с тобой я переписывался… — промямлил «писатель» с какой-то тихой грустью.

— Ты написал Тюльпанову первым. Он не мог не ответить.

— Он… И я как раз и разболтал ему, что так и остался неразведенным.

— Ему, ему…

— И про жену я ему писал, то есть — про тебя… Минуточку! Я сейчас, на минуточку.

Отправился, размахивая полами халата, словно парусами, в туалет, будто приспичило его, но я-то знала, что он жаждет немедленно посмотреть свои записи в тетрадке.

Я навострила ушки. Всамделе, знакомо звякнуло за стеной. Он откупорил свою тайную банку. Что он там искал, какие слова?

Тогда я лишь урывками просматривала эту тетрадку, ибо негоже молодой девушке подолгу сидеть на унитазе. Скорее, то самое место, где он отзывался с презрением о своей первой жене, то есть — о теперь Тюльпанове.

Вышел с мрачным лицом. Взял книжку, прочитал дарственную надпись, усмехнулся и покачал головой:

— Вот, значит, кто… — тряхнул в воздухе книжкой. — Если это и вправду полеты и плавания… Ну, хорошо. Мудрому довольно — это да, верно подмечено. А как же фото? Там же мужчина какой-то — тщедушный такой человечек с жалкими острыми плечами…

— Да я просто прислала тебе этого произвольного человечка, из интернета. Для пущей убедительности.

— Тот-то я смотрю, что на книжках вообще нет портрета. Вопреки современной моде.

«Писатель» аккуратно положил книжку на стол, раскрытой. Надпись была видна, но не настолько, чтобы разобрать стремительный почерк Тюльпанова. Кокусев спросил Анну:

— И как же тебя угораздило докатиться до жизни такой?

— Просто сидела без денег как-то. Без работы, без всего. Села и написала роман, утробный я человек. На пишущей машинке еще. Отнесла в АСТ. Взяли.

— Как же, помню! Там очередь была из таких, как ты.

— Что значит — как я? Я единственная и неповторимая. Вернее, Тюльпанов мой.

— Этих Тюльпановых, что тюльпанов в степи по весне. Впрочем, неудачно.

— Именно. Где и когда ты видел цветущую степь?

— Одного не могу понять. Как это ты отнесла в АСТ, если ты в Таллинне живешь? Или не живешь уже?

— Да лет пятнадцать я уже в Питере живу. В Эстонии стало невыносимо русским. Обменяла квартиру.

— Прямо уж такая русская ты.

— Для эстошек — да.

— Ну что ж, теперь хотя бы понятно, откуда у Тюльпанова знание моей жизни, чисел этих моих… Впрочем, не мог же я говорить тебе про электромясорубку?

— Почему же не мог? Говорил по пьяни.

— Так вот оно что. Сказал и забыл. А я то думал…

Пока они беседовали, я грациозно вспорхнула, словно некая диковинная птица, и прошлась по комнате, шелестя крылышками. Вот что я увидела на развороте книги, вот какая была надпись:

как трамплину лыжник
как доске ныряльщик
как ступень ступени
в космосе бездонном…

С благодарностью, автор

Подпись, печать

И вправду, внизу стояла маленькая овальная печатка, на которой значилось: ТЮЛЬПАНОВ — по центру, а по ободу, сверху и снизу, скрываясь в замысловатой цветочной вязи — что-то латинскими буквами, наверное, по-эстонски.