– Мы не выживем! Эта бойня не отпустит нас, она поглотит наши тела и души, с холодным безразличием, так же, как и поглотила Евгения, Макара, Ивана и остальных! Пора уже посмотреть правде в глаза, по настоящему- Мы не выберемся от сюда живыми, слишком поздно, слишком много крови на наших руках и эта кровь требует расплаты.
– Успокойся Кирилл. Ты слишком измотан. Тебе нужно поспать.
– Да Никита, я измотан, точно так же как ты и Кузьмич, так же, как и был измотан Иван. Мы ходим по тонкому острию, готовые вот- Вот рухнуть в темную бездну, она нам предназначена самой судьбой, с той самой минуты, когда наши пальцы крепко сжали холодный ствол ружей.
Никита схватил товарища и заглянул ему прямо в глаза. В них зияла черная пустота с редкими всполохами гнева. Никита тронул его лоб и тот был ужасно горяч.
– Черт подери, у тебя жар. Тебе нужно поспать.
Неожиданно взгляд Никиты упал на бок Кирилла. Зеленая форма медленно приобретала буро- Влажный цвет.
–тебя ранило?
– Пустяки, еще одна царапина.
– Брешишь! – Кузьмич подошел к старшему отряду и отодвинул ткань, скрывающую «царапину» – Плохо дело.
Пулевая сквозная рана кровилась со страшной силой.
– Никита бери его под руки, нужно срочно в лазарет!
– Оставьте меня! Это лишь царапина.
Товарищи, не слушая протестов Кирилла, потащили бледнеющее тело по холодным окопам к лазарету. В начале, когда еще оставались силы, Кирилл брыкался, худо- Бедно сопротивляясь, но вскоре смирился и отдался на их волю.
Троица буквально бежала, ведь каждое мгновенье было на счету и за десять минут они уже были у госпиталя. К этому моменту Кирилл потерял сознание.
Врач, удостоившей их своим вниманием железно отчеканил:
– Не жилец!
– Что ты сказал?
– Говорю бесполезно, я лучше потрачу драгоценное время на того, у кого еще есть хоть малейший шанс выжить.
– Слушай сюда, бурдюк патлатый. Я сегодня потерял одного друга и еще одного отдать смерти на откуп не позволю! Ты сейчас сделаешь все, что только можно и нельзя, но ты спасешь ему жизнь или лишишься своей! Понял? – Взорвался Кузьмич.
Доктор изобразил гримасу отвращения, но по нему было видно, что перепугался не на шутку. Кузьма пригрозил кулаком, дабы показать серьезность своих намерений и только после этого доктор принялся за свое дело.
Три часа он возился с раной. Все это время Никита с Кузьмой ни на шаг не отходили от тела товарища, будто охраняя его от самой смерти.
– Все! Я сделал все что мог. Рана оказалась не так плоха, теперь все зависит от него самого.
– Что это значит?
– Ну если организм сильный, то должен очнуться в течении дня. Не очнется к поздней ночи, то точно не жилец. А теперь я откланяюсь!
Доктор с нескрываемым пренебрежением ушел.
– Вот урод!
– Но дело свое знает.
Никита присел рядом с кушеткой, где лежал Кирилл. Он неожиданно понял, что не спал два дня, как и Кузьмич. В трагичной суматохе они носились как бешеные, совершенно забыв о сне и пищи. Усталость навалилась тяжелой неприятной массой.
– Скоро думаешь очнется?
– Не знаю.
Кузьмич опустился рядом. Видимо и он вспомнил, как долго ему пришлось обходиться без отдыха.
– Хочешь папироску?
– У тебя еще остались?
– Обижаешь.
Товарищ достал из своих закромов две добротно скрученных самокрутки.
– Остались лишь мы.
– Не неси ерунды, Кирилл выкарабкается.
– Я не в том смысле. Он точно выживет, я в этом уверен, парень он крепкий, да и раны бывали куда круче. Но он сорвался.
– Все мы срываемся время от времени.
– Опять ты не о том. Я хочу сказать, что война поглотила его, так же как Евгения и Ивана. Ты же слышал, что он говорил, там в блиндаже, когда еще был в себе. Он принял свою смерть, смерился с ней, так же, как и Иван.
– Он выпалил эту в пылу бреда.
– Я бы был рад если бы это оказалось правдой. Но мне так не кажется.
– Почему?
– Он слишком слаб. По нему было видно, что он не способен больше продолжать сражаться. Война истощила его.
– Но где тут связь с Иваном? Ты говоришь, будто они оба приняли смерть, но ведь Иван умер за идеи.
– Брехня. Он прикрывал свое смирение, грезами о «революции». Возможно, в какие-то моменты, он по- Настоящему в это верил, но началось это с принятия. Ты вспомни, как по началу он был холоден ко всем социалистическим идеям и постепенно приближался к ним, с каждым изматывающим боем все ближе и ближе. В какой-то момент он просто принял свою решенную судьбу и вшил ее в идеологический чехол.
– А что же тогда я? С чего ты взял что я не смирился?
– Просто потому что ты уже был готов умереть, еще до первого выстрела в этой дурацкой войне. Я помню каким ты был в учебке, но только пройдя через ад, я наконец осознал, что с тобой происходило тогда. Вот только ты выжил, жаждая смерти, ты заглядывал ей в лицо слишком часто и в итоге устрашился ее, пока в остальных медленно росло безразличие к собственной судьбе. Поэтому ты не смерился.
– А что же ты? Почему ты не смирился?
– Я слишком люблю жизнь, чтобы отказаться от нее в пользу смерти. Через чтобы я не прошел и чего бы не увидел, ничто меня не заставит отречься от жизни, никакая боль не способна на это.
Кузьма потушил окурок и выкинул подальше от себя.