Человек в искусстве экспрессионизма

И это слова человека, который почти всю сознательную жизнь вносит записи – в дневник, путевые блокноты, памятные книги, он пишет даже на посланиях, которые некогда получал его отец от жен, подруг и любовниц. Вахал педантично регистрирует события своей жизни: он ведет книги расходов и приходов, составляет описи книг приобретенных и прочитанных, считает мили, пройденные во время пеших прогулок, собранные в лесу грибы или приплод обожаемых им четвероногих питомцев – собак и кошек. Одним из самых курьезных примеров подобного рода было сообщение Бахала для Чехословацкого радио (в 1968 году готовилась передача, ему посвященная) – о том, что он повстречал на своем веку «55 женщин по имени Мария, из них 27 учительниц». Такие подсчеты и описи настолько абсурдны и бесполезны, что вполне могут подойти под определение Ионеско: «не быть сводимым ни к чему». Мистификация становится его любимым приемом сразу, как только он осознает себя как художник.

В 1905 году Вахал начинает вести дневник, который можно считать одним из первых его художественных высказываний.

Лист из «Дневника 1905 / Книги воспоминаний».

Литературный архив PNP, Прага

В тетрадь под двойным названием «Дневник 1905 / Книга воспоминаний» он помещает самые разнородные материалы – письма, фотографии, рисунки, визитки, вырезки из газет и тому подобный «мусор», относящийся к периоду времени с 1900 по 1911 год. Никакой хронологический порядок при распределении этого материала не соблюдается; кроме того, многие даты сознательно сфальсифицированы, а подписи подделаны. Дневник, таким образом, из документа строго фиксированных жизненных событий и подтверждающих их материальных свидетельств превращается в чисто художественный коллаж, где события покидают границы обыденной реальности, а сам дневник становится регистрацией обуреваемых автора желаний и страстей: кем-то или с кем-то быть, что-либо иметь – к примеру, жениться на состоятельной даме (вырезка из газетного объявления, данного самим Вахалом). Создание подобного артефакта (а это, вне сомнения, артефакт) – экспрессивный художественный жест. В конце 1930-х – начале 1940-х годов Вахал также будет мистифицировать подписи в памятной книге для гостей, которых не было и не могло быть в это время в деревне, где он поселится со своей подругой и спутницей жизни Анной Мацковой.

Художнице-графику Анне Мацковой³ посвящена самая известная из созданных Вахалом книг, его «Кровавый роман» (1924). Автор русского перевода романа, появившегося в 2005 году, Александр Бобраков-Тимошкин в послесловии обстоятельно и толково говорит о контексте и особых, свойственных Вахалу, приемах создания романа⁴. Однако русское издание, к сожалению, не передает специфику манеры мастера. А остальное творчество Вахала (им создано более 20 книг, не считая отдельных графических листов, циклов, иллюстраций и т. и.) остается у нас пока неизвестным.

Процесс творения книги художником – не просто рукотворный акт. Рождение книги сродни мистическому воплощению некой Идеи, не случайно Вахал объясняет свой интерес к Средневековью и мистике «гравюрным сопровождением» старых книг⁵. И наоборот, знакомство с оккультистами «всех направлений и расцветки» привело Вахала к созданию собственных ксилографи-рованных книг. Он не пользуется типографским «набором», но вырезает на досках и текст и изображение, добиваясь абсолютного единства замысла и воплощения. Не называет себя ни типографом, ни художником книги, но «резчиком по дереву». Этот труд требует упорства и терпения от создателя, который сам не до конца предвидит результат, поскольку работает без предварительных набросков и черновиков. Подобным образом делали книги немецкие экспрессионисты, также используя технику резной гравюры и также при этом вдохновляясь готикой. Есть и более близкий образец – книга чешского кубизма, воспринимаемая как цельная вещь, в неразрывной связи изображения и текста. Но не эти книги служили примером для Вахала.

Первые годы в Праге Вахал учился у переплетчика книг, потом брал уроки у художника-пейзажиста Алоиса Калводы и немного – у мастера фигуративной живописи Рудольфа Бема. Добавить сюда неоконченную гимназию – и будет все официальное образование Вахала. Он, как и его отец, Алеш-Лыжец, учился по книгам. К ним пристрастился рано, еще до Праги, поскольку дом, в котором жил со своими опекунами, родителями отца, принадлежал директору местной гимназии, имел большую библиотеку. Далее – дом Миколаша Алеша в Праге и та культура книги, которая вместе с этим именем вошла в жизнь Вахала. Наконец атмосфера Праги рубежа веков, где рукодельная книга («красивая книга» – принятый здесь термин) занимала особое положение в художественной культуре сецессии. Не столько внешний облик, сколько универсальность замысла – вот что заимствует Вахал отсюда.