Человек в искусстве экспрессионизма

Nova doba prihaja
v kolektivnem imetju,
nova doba prihaja
i delavcu i poetu.
Smrt tehnično mehaničnim
problemom!
Vsi problemi so problemi človeka.
Proti Taylorjevemu sistemu!
Humanisti z vijoličasto brado.

Nova doba prihaja,

ko bo vsak delavec človek,
ko bo vsak človek delavec.
Nova doba prihaja
z uporom sužnjev112.

Новая эпоха грядет

в коллективном владении,
новая эпоха грядет
и для рабочего, и для поэта.
Смерть технически-механическим
проблемам!
Все проблемы – проблемы человека.
Против системы Тейлора!
Гуманисты с фиолетовыми бородами.

Новая эпоха грядет,

когда всякий рабочий будет человек,
а всякий человек – рабочий.
Новая эпоха грядет
с противостоянием рабов.

Те же революционные мотивы звучат в стихотворениях «Красная ракета», «Красный атом», «Говорю тебе, брат…», «Предобеденный сонет», «Возле гигантского колеса», «Ноктюрн», «Медитации», «Революция»¹¹³. «Красный атом» является последним экспрессионистским символом революции у Косовела¹¹⁴: «В серости крутых обстоятельств / гляди не сбейся с дороги к свету, / в печали, в удушающем мраке / вспыхни, как пламя, поверх обстоятельств»¹¹⁵.

Напоследок добавим несколько слов о стилистических особенностях экспрессионистской поэзии Косовела¹¹⁶. Ей присущи все те риторические и стилистические решения, которые характерны и для немецкоязычного экспрессионизма: взрывные метафоры, кричащие цветовые контрасты, использование эмоционально заряженных глаголов и в целом как можно более экспрессивных образов и выражений, геминация в виде удвоения или утроения слова, синтагмы или даже стиха, гиперболичность¹¹⁷, а также симультанизм. Как уже было отмечено выше, свойственная Косовелу гибридная поэтика присутствует и в экспрессионистской лирике, его преимущественно традиционные по форме стихи время от времени приобретают яркий авангардистский оттенок. Подлинно формальное новаторство возникает в творчестве поэта на стадии «Консов» и «Интегралов», где активно внедряются номинативные конструкции, катахрезный монтаж и использование паралингвистического материала, отправной точкой для которых все же послужил не немецкий экспрессионизм, а другие течения европейского авангарда. Оцвирк делает существенное заключение о том, что Косовел «отличается от немецких экспрессионистов простотой и эмоциональной подлинностью, так как никогда не впадает в перегруженность и натянутую патетичность»¹¹⁸.

Таким образом, лирика Косовела органичным образом вобрала в себя экспрессионизм как одно из доминирующих явлений в искусстве своей эпохи с его особым мироощущением и поэтикой, они во многом оказались созвучны лирическому «я» его произведений и восприятию этого приморского словенца, пережившего кошмар Первой мировой войны и притеснения со стороны зарождающегося итальянского фашизма. Диссонантные, амбивалентные образы европейской предсмертной агонии, апокалиптических видений, распада и гниения, спектакулярной смерти городов – воплощения обреченной современной технической цивилизации соседствуют с хаосом потерянной и отчужденной личности, раненого «я» героя, разрываемого изнутри огнем, ледяным холодом и ужасающей бурей, его удел – крик в бескрайнюю синеву неба, вглядывание в притягивающее пространство космоса, его магические полюса и божественную таинственность, раскрывающие сокровенную истину о вечном – боли, страданиях, жизни и смерти; наряду с которыми – ожесточенный внутренний бой и призывы к внешней борьбе, реализации действительной социальной справедливости.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Сонькин В. Литература межвоенного периода (1918–1941). Поэзия // Словенская литература XX века / отв. ред. Н. Н. Старикова. М., 2014. С. 64–65.

2 Zadravec F. Slovenska ekspresionistična literatura. Murska sobota, Ljubljana, 1993. S. 41.

3 Zadravec F. Slovenska ekspresionistična literatura. Op. cit. S. 7.

4 Старикова H. H. Словенский поэтический авангард 1920-х гг. Антон Подбевшек и Сречко Косовел // Искусство Сербии, Хорватии и Словении в 20 веке / отв. ред. и сост. Н. В. Злыднева. М., 2019. С. 331.