Киферовская симфония текучего Рейна многозначна. Если в сознании одних он доминирует как «гордость вечного величия, всегда связанная с безумием, представленная художником предпосылкой неизбежной гибели»11, то в спокойном течении Рейна, четко отсекающем свои берега от внешнего мира, в шаловливой игре эротически раскованных валькирий («Воглинда», «Золото Рейна», «Дочери Рейна»), овладевших наконец толщей и гладью Рейна, другие видят преодоление экстаза чуждой натуре идеологии бункера. Не вильгельмовская и нацистская архитектура, не символы нацистской эпохи владеют пространством гигантских гравюр Кифера, но ритмично, с определенными паузами членящие картину выгоревшие стволы когда-то мощных деревьев, перечеркивающих прошлое.
Пути мировой мудрости VII. Масло, гравюра на бумаге ручной выделки и джутовом полотне. 1978
Сегодня Кифер все более эволюционирует в сторону мистики и космогонии древних культур. Международный вес его последних выставок, построения огромного катакомбного города – музея «La Ribaute» (симбиоз архитектуры, живописи, инсталляции и ландшафта на 35 гектарах) и театральных постановок, прежде всего «В начале» в Opera Bastille (2009) на темы Ветхого Завета и картин берлинских руин 1945 года, начинает перевешивать славу Пенка и Базелитца. О нем пишут не иначе как о законодателе высокой интеллектуальной моды, каким он вовсе не собирается быть: «Его искусство исследует основные вопросы человеческого существования. Органическое, земное и небесное снова воссоединяются в единое целое во множестве композиций, часто в монументальные произведения. Для этого художник находит самые разнообразные материалы, чтобы сотворить космогонию, освещающую нашу современность»12.
Кифер остается трагическим немецким художником, воплотителем немецких исторических противоречий, добывающим золото своего успеха в «ужасных угольных кучах истории» – скажем, воспользовавшись выражением Вернера Шписа. Искусство Кифера противостоит главенствующей тенденции современности – скатыванию сферы ужасного искусства в зону декоративного, после чего становится привычным обычай обывателя: «Где ранее было ужасное, нынче должно поселиться седативное»13. Не случайно Кифера все еще ненавидят в Германии, а превозносят в Америке. Ведь надо научиться «исходить из его вечного недоверия к живописи как автономному жанру, чтобы заглянуть в глаз, полный страха и стыда, который от начала до конца стоит на страже его произведений»14. На одной стороне исторических весов – острие огромного бункера, словно торпеда или бомба вылезающего из недр Рейна («Мадам де Сталь: Аллемания»), «Пути мировой мудрости» – фриз героев немецкой истории всех времен, политиков и литераторов, лица которых окрашены в пепел Помпеи, персонажей, перемолотых в грозном аду истории. На другой – возвращенное Рейну кольцо Нибелунгов, парящее в виде пентаэдра над вольной рекой («Золото Рейна», «Меланхолия», «Дочери Рейна»). Таким образом, художник генерирует в своем цикле финал вагнеровского «Кольца»: огонь достиг небес, Валгалла пылает, кольцо возвращено, Рейн возвращается в свои берега, в его волнах резвятся пышнотелые раскованные девушки, хозяйки Рейна, дремлющие для свободной любви, похожие на натурщиц Отто Мюллера.
1 Родился в 1945 г. в швабском Донауэншингене; вырос в маленькой деревне в 30 минутах ходьбы пешком от Рейна.
2
3
4
5 «…боги вырвались за ограду, словно бы сбежали от времени» (см.:
6 Anselm Kiefer aus einem Brief an Henri Loyrette, Direktor des Louvre, 2013. // Anselm Kiefer. Der Rhein, bastian-gallerie.com.
7 Ibid.
8
9 В беседе с Клаусом Дермутцем // Kiefer, Anselm, & Dermutz, Klaus. Die Kunst geht knapp nicht unter: Anselm Kiefer im Gespräch mit Klaus Dermutz. Berlin: Suhrkamp, 2010.
10 В каталоге выставки 2001 г. «Семь небесных дворцов» // Anselm Kiefer, quoted by Markus Brüderlin, in, Die Ausstellung Die sieben Himmelspaläste. Passagen durch Welt(en) – Räume, in Anselm Kiefer, Die sieben Himmelspaläste. 1973–2001, exhibition catalogue, Fondation Beyeler.
11