— Ты что, не понимаешь? — спросил Роулинг.
— Нет. Я… да. Да, Боже, понимаю!
— Среди миллиардов людей есть один человек, который изъясняется без слов. Он передает свои потаенные мысли. Свою душу. Мы не знаем, на какой волне, но они, может быть, узнают.
— Да, да.
— Вот Боудмен и хотел тебя попросить, чтобы ты еще кое-что сделал для человечества. Чтобы полетел к этим чужакам. Чтобы позволил им взять то, что имеешь. Чтобы показал им, что мы нечто большее, чем животные.
— А для чего весь бред о моем лечении, о полете на Землю?
— Фокус. Ловушка. Мы же как-то должны были вытащить тебя из лабиринта. А потом сказали бы тебе, в чем дело и попросили бы помочь.
— При этом признавая, что исцеление невозможно? И вы допускали, что я хотя бы пальцем шевельну для спасения человечества?
— От тебя и не требовалось бы добровольной помощи, — сказал Роулинг.
Сейчас все излучалось с огромной силой — ненависть, тоска, зависть, испуг, страдание, упрямство, отвращение, обида, презрение, отчаяние, злая воля, бешенство, вспыльчивость, возбуждение, жалость, отчаяние, боль и гнев — весь пламень души. Роулинг отпрянул, словно обожженный.
Мюллера поглотила бездна одиночества. Обман, ловушка, все — только обман, фокус! Его еще раз превратили в орудие Боудмена! Мюллер кипел. Он немногое произнес, все излилось само, естественным путем.
Когда он взял себя в руки, опомнился, то обнаружил, что стоит между выпуклыми фасадами двух домов. Спросил:
— Значит, Боудмен собирался швырнуть меня этим чужакам даже вопреки моей воле?
— Да. Он говорил, что дело слишком важное, чтобы оставить тебе выбор. Хочешь — не хочешь, а ничего не поделаешь.
Мюллер мертвенно-спокойно подвел итог:
— Ты принимал участие в этом деле. Только не понимаю, зачем ты мне все рассказал.
— Я уволился.
— Да уж, вижу.
— Нет, правда. О, я принимал в этом участие. Шел нога в ногу с Боудменом… собственно, говорил ту же ложь. Но я не знал, что в конце… не знал, что у тебя не будет выбора. Я должен был сюда прибежать. Не могу позволить… Я должен был открыть тебе правду.
— Я тебе очень благодарен. Теперь у меня есть альтернатива, не так ли, Нэд? Может быть, позволишь себя выманить отсюда и стать козлом отпущения господина Боудмена?… Или в эту же минуту покончить с собой, послать человечество ко всем чертям?
— Не говори так, — нервно попросил Роулинг.
— Отчего же? Ведь таков выбор. Если уж ты по доброте сердечной обрисовал мне всю ситуацию, то я могу выбрать, что пожелаю. Ты вручил мне смертный приговор, Нэд.
— Нет!
— А как это назвать иначе? Я должен позволить, чтобы меня и дальше использовали в своих интересах?
— Ты мог бы… сотрудничать с Боудменом, — произнес Роулинг. Облизал губы. — Я понимаю, это кажется безумием, но ты можешь доказать, какого ты покроя. Позабудешь о своем упорстве и подставишь другую щеку. Помни, ведь Боудмен — это еще не все человечество.
— Боже, прости им, ибо они не ведают, что творят…
— Вот именно!
— Да каждый из этих миллиардов убежит, если я к нему приближусь!
— Ну и что из того? Они в этом неповинны. Но все они люди, такие как ты сам!
— Да, я один из них! Только они об этом не думали, когда отшвырнули меня!
— Ты мыслишь нелогично.
— Да, я мыслю нелогично. И не собираюсь мыслить логично. Даже если предположить, что я полечу посланником к этим лучевикам и это как-то повлияет на судьбу человечества…, во что я не^верю… но и так мне очень приятно уклониться от этой обязанности. Благодарю, что ты меня предупредил. Теперь, когда я знаю, о чем речь, я нашел ту справедливость, то возмездие, которые давно ищу. Я знаю тысячу мест, где ждет быстрая и безболезненная смерть. Пусть Чарльз Боудмен сам договаривается с чужаками, я…
— Пожалуйста, не двигайся, Дик, — сказал Боудмен, стоя не далее тридцати метров от Мюллера.
ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
«Все это выглядит так неаппетитно, но это неизбежно», — думал Боудмен, который совсем не был удивлен таким поворотом событий. В своем первоначальном анализе он предвидел два равно вероятных варианта: либо Роулинг своей ложью выманит Мюллера из лабиринта, либо Роулинг в конце концов взбунтуется и выдаст правду. Боудмен подготовился и к тому, и к другому.
И вот он вслед за Роулингом пришел из сектора Ф, чтобы, пока возможно, завладеть ситуацией. Он знал, что одной из вполне вероятных реакций Мюллера может стать самоубийство. Мюллер ни в коем случае не совершил самоубийство в отчаянии, но не убьет ли он себя из желания отомстить? С Боудменом пришли Оттавио, Давис, Рейнольде и Гринфилд. Хостин и остальные ждали во внешних секторах. Люди Боудмена были вооружены.
Мюллер растерянно обернулся.
— Извини, Дик, — сказал Боудмен, — я вынужден это сделать.
— У тебя совсем стыда нет? — спросил Мюллер.
— Я это понял давно. Думал все же, что ты, Чарльз — человек. Не знал тебя до дна.
— Я не желаю, чтобы дошло до крайности. Что поделаешь, если другого способа нет. Иди с нами.
— Нет.
— Ты не можешь отказаться. Этот парень объяснил тебе все. Мы и так задолжали тебе очень много, Дик, больше, чем способны заплатить, но ты еще увеличь кредит. Прошу тебя.